Николай Онуфриевич Лосский (1870-1965) принадлежит к той плеяде русских религиозных философов, которые стремились создать оригинальные философские системы, завершающие собой вековую традицию русской религиозно-философской мысли. Как отмечал В.В. Зеньковский, "Лосский справедливо признается главой современных русских философов… Он едва ли не единственный русский философ, построивший систему философии в самом точном смысле слова".
Н.О. Лосский родился в местечке Креславка Витебской губернии. В юности, как и многие его ровесники, он прошел период увлечения марксизмом и даже был изгнан из гимназии за пропаганду атеизма, почему ему пришлось уехать в Швейцарию для продолжения образования. В 1891 году Н.О. Лосский поступил на естественнонаучное отделение физико-математического факультета Петербургского университета. Через некоторое время он увлекся философской проблематикой и одновременно продолжил обучение на историко-филологическом факультете. С 1900 года Лосский преподает философию на Бестужевских Высших женских курсах и в Петербургском университете (сначала приват-доцент, а с 1916 г. - профессор). В 1903 году он получил магистерскую степень по философии, в 1907 году защитил докторскую диссертацию на тему "Обоснование интуитивизма".
После установления Советской власти Н.О. Лосский оказался среди тех русских философов, кто стал неугоден новым властителям России. В 1921 году он был изгнан из университета, а в 1922 году арестован и затем выслан из России. В 1922-1945 гг. Лосский жил в Чехословакии, работал в университетах Праги, Брно и Братиславы. В 1945 году переселился во Францию, а в 1946 году уехал в США, где стал профессором Свято-Владимирской духовной академии в Нью-Йорке. В 1950 году он вышел в отставку, но до 1961 года продолжал активную научно-философскую деятельность.
Перу Н.О. Лосского принадлежит много сочинений, недаром В.В. Зеньковский называл его одним из "самых плодовитых русских писателей по философии". При этом почти все его работы переводились на иностранные языки - английский, немецкий, французский. Из наиболее ярких трудов Н.О. Лосского стоит отметить следующие: "Обоснование интуитивизма", "Мир как органическое целое", "Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей", "Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция", "Бог и мировое зло. Основы теодицеи", "Общедоступное введение в философию", "История русской философии", "Характер русского народа".
Как философ, Н.О. Лосский считается основателем учения интуитивизма и представителем персонализма в России. На его становление как мыслителя наибольшее влияние оказали учения В.С. Соловьева, немецкого философа Г. Лейбница, а также его последователя русского лейбницианца А.А. Козлова.
Н.О. Лосский разрабатывал философское учение, необычное для русской мысли своим высоким уровнем систематичности и логической обоснованности. Правда, еще В.В. Зеньковский отметил, что в системе Лосского присутствуют слишком разнородные идеи, хотя и очень искусно связанные, но имеющие разные корни и остающиеся разнородными: "Органический синтез… действительно едва ли удался Лосскому, хотя он… пытается добиться внутреннего сближения разных начал, соединенных им в одну систему".
В целом, философская система Н.О. Лосского состоит из следующих разделов: учение о предмете, методе и структуре философии; гносеология интуитивизма; идеал-реалистическая, персоналистская онтология и метафизика; философская психология и антропология; логика; теория свободы воли; христианская теономная этика; эстетика; социальная философия и психология; история философии. Конечно, в данном кратком очерке невозможно осветить все стороны системы Лосского, поэтому остановимся на ее наиболее значимых разделах.
Современный исследователь П.П. Гайденко отмечает, что Н.О. Лосский отличается от многих других русских философов тем, что стремится строить философию именно как науку, в классическом ее понимании. Философия, в понимании Лосского - это особая "наука о мире как целом", а ее главная задача - "установить цельную, непротиворечивую общую картину мира как основу для всех частных утверждений о нем". Наиболее полная форма философии - это метафизика, которая, по мнению Лосского, входит в состав всякого мировоззрения, дает сведения о подлинном бытии (о "вещах в себе") и проникает в самые основы бытия. Поэтому истинный метафизик, "имея предметом своего исследования все мировое целое… не останавливается на относительно основном: ища абсолютно основного, он выходит за пределы мира в область Сверхмирового Начала, в сферу Абсолютного".
Методологической основой метафизики Лосского стала гносеология (теория познания) интуитивизма. Суть интуитивизма состоит в следующем. По убеждению Лосского, всякому человеческому сознанию присуще "естественное миропонимание", или, как его называл сам Лосский, "наивный реализм" - интуитивное признание содержания чувственного восприятия не субъективными переживаниями, а самою действительностью (реальностью). Основная гносеологическая формула интуитивизма - "все имманентно всему".
Согласно интуитивизму, в качестве предмета, источника и материала познания выступает сама мировая действительность, а не ее чувственно-мысленные отражения в виде ощущений, представлений, идей, копий, образов. Объекты внешнего мира свободно входят в наше сознание, непосредственно присутствуют в нем. С помощью интуитивных актов сознание как бы проникает в окружающий мир, поэтому интуиция - это созерцание предмета "в его неприкосновенной подлинности".
По сути дела, интуитивизм Н.О. Лосского есть учение об открытости сознания, недаром сам философ был убежден, что предмет познается так, как он есть: "Ведь в знании присутствует не копия, не символ, не явление познаваемой вещи, а сама эта вещь в оригинале". Это значит, что весь мир есть некоторое органическое целое, а индивид внутренне связан со всем остальным миром, со всеми существами в нем. Следовательно, в мире присутствует единосущие, которое, к тому же существует между познающим индивидом и всеми элементами мира. В силу единосущия между индивидом и познаваемым им миром устанавливается гносеологическая координация - особое "чисто теоретическое" и "духовное" допознавательное отношения человеческого "я" к внешним предметам, делающее их "доступным сознанию", но еще не создающее знания о них. Гносеологическая координация и воплощает собой всеобщую имманентность мира: "Вследствие единосущия и гносеологической координации всякий элемент внешнего мира существует не только в себе и для себя, но также и для другого, по крайней мере для того другого, которое есть индивидуум".
Тезис "все имманентно всему" одновременно выводит Лосского на проблемы онтологии (учения о бытии). Свое учение об онтологии Лосский называет "идеал-реализмом" или "иерархическим персонализмом" . Согласно этому учению, мир представляет собой органическую целостность. Первый уровень бытия составляют эмпирические события - материальные и психические, находящие в противоречивом и раздробленном состоянии. Единство и систематическую связь в это многообразие вносят идеальные образования, которые являют собой новый уровень бытия и называются Лосским отвлеченно-идеальным бытием . К ним Лосский относит математические формы, законы чисел, законы отношений величин и др. Это идеальное бытие стоит выше бытия эмпирического и, естественно, обладает полной реальностью, которое постижимо с помощью интеллектуальной интуиции. Собственно, поэтому и возникло именование "идеал-реализм" - Н.О. Лосский признает реальность идеального бытия.
Но отвлеченно-идеальное бытие - это низший уровень идеального вообще. Мир как система может быть основан только с помощью конкретно-идеального бытия . Конкретно-идеальное бытие выше и эмпирического, и отвлеченно-идеального бытия. Это бытие является сверхпространственным, сверхвременным и, что важно, индивидуальным. Лосский называет этот индивидуальное конкретно-пространственное бытие - субстанциальным деятелем .
Идеально-реальный субстанциальный деятель - это своего рода монада Лейбница. Главным определением субстанциального деятеля является свобода воли, что и отличает конкретно-идеальное бытие от отвлеченно-идеального бытия. Самих субстанциальных деятелей много, поэтому можно говорить об их плюрализме - о самостоятельном бытии множества субстанций. Выстраивая иерархию субстанциальных деятелей, Лосский на низшую ступень помещает электроны и протоны. За ними идут деятели, составляющие царство органической природы, еще выше - наделенные сознанием и разумом, как человек. Человека происходят более совершенные монады, а самую совершенную из них Лосский называет Высшей субстанцией.
Именно потому, что Лосский такое значение придает роли субстанциальных деятелей, выстраивает их иерархию, его онтология и получила второе именование - "иерархический персонализм".
Итак, мир представляет собой, с одной стороны, органическое целое, а с другой стороны, иерархическую лестницу множества субстанций. Стремясь объединить эти два начала в единое целое, Лосский приходит к выводу, что каждая монада-субстанция способна объединять вокруг себя низших, а Высшая субстанция способна объединить весь мир. Но при этом, Высшая субстанция - это не Бог, а именно монада, сотворенная Богом .
Вообще, для Лосского было очень важным признание идеи творения. Этим он соотносил свою философию с христианским вероучением, которому, при всем своеобразии своей философии, стремился соответствовать. Он признавал Бога сверхмировым, сверхсистемным, трансцендентным началом, каким и мыслит его христианское богословие. Именно Бог является основанием мира, именно Бог творит мир. Но при этом Бог стоит выше сотворенной мировой системы и может мыслиться как единое вне всякой связи со многими. Однако само творение Н.О. Лосский понимал своеобразно. Согласно его учению, Бог в действительности творит бытие субстанциальных деятелей, а вот функция объединения их принадлежит Высшему внутримировому деятелю, т.е. Высшей субстанции.
В таком случае, материальный мир, в понимании Лосского, предстает не как непосредственно Божие творение, а как продукт грехопадения субстанций. Иначе говоря, Бог создал духовные субстанции - деятелей и наделил их творческой силой. В свою очередь, субстанциальные деятели уже сами вырабатывают свои качества, ведь они наделены свободой воли. Если деятели любят Бога больше, чем себя, то они стремятся к добру и становятся членами Царства Божия. Если деятели любят себя больше Бога, т.е. эгоистичны, то они совершают грехопадение и творят мир эмпирического бытия. И выбор, который осуществляют субстанциальные деятели - это выбор между добром и злом, между любовью к Богу и любовью к себе, больше чем к Богу.
Рассуждая о сущности Царства Божия, как совокупности бытия совершенных личностей, Лосский пришел к выводу о том, каждый субстанциальный деятель, даже если он любил себя больше, чем Бога, имеет возможность спасения. Так Н.О. Лосский становится сторонником учение об апокатастасисе и учения о переселении душ: "Согласно персонализму, не только человек, но и каждый электрон, каждая молекула, всякое растение и животное, даже каждый листок на дереве есть существо, которому открыта возможность, поднимаясь на все более высокие ступени жизни, стать действительною личностью и вступить, наконец, в Царство Божие… В этом смысле можно сказать, что никто и ничто не пропадает в мире, все бессмертно и все существа подлежат воскресению".
Необходимо отметить, что эта позиция Н.О. Лосского противоречила официальному христианскому вероучению. Идею апокатастасиса, как возможности всеобщего спасения (даже дьявола!), выдвинул в III в. известный христианский мыслитель Ориген. Но уже в VI в. христианская Церковь осудила учения об апокатастасисе и о переселении душ как еретические. Неоднозначную реакцию позиция Лосского по этому вопросу, особенно в части учения о переселении душ, вызвала и у таких русских мыслителей, как С.Л. Франка, С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева, В.В. Зеньковского, Г.В. Флоровского, которые видели в этом учении возрождение древних оккультных взглядов. В.В. Зеньковский даже саркастически заметил: "Должен сознаться, что совершенно не понимаю, зачем Лосскому понадобилась вся эта фантастика". Позднее, под влиянием критики, и сам Н.О. Лосский несколько пересмотрел свою позицию, наполнив ее в большей степени не оригеновским, а лейбницианским содержанием. Впрочем, окончательно Лосский от своего понимания проблемы спасения и воскресения не отказался.
В целом, философская система Н.О. Лосского - это оригинальная религиозно-философская система, центром которой является идея личности, как "центральный онтологический элемент мира". П.П. Гайденко отмечает, что "с помощью учения о субстанциальных деятелях философ хочет укоренить личность в самом фундаменте бытия, дать онтологическое обоснование как ее бессмертия, так и ее свободы".
Николай Онуфриевич Лосский (1870-1965) — мыслитель, представитель русской религиозной философии, один из основателей направления интуитивизма в философии.
С 1881 года Николай Лосский учился в Витебской классической гимназии, которую не окончил, поскольку был исключен в 1887 году за пропаганду атеизма и социалистического учения. Выехал в Швейцарию, где посещал лекции на философском факультете Бернского университета (1888-1889). Материальные трудности вынудили Лосского на некоторое время переехать в Алжир, где он поступил во Французский иностранный легион.
Летом 1889 года он вернулся в Россию, где посещал курсы счетоводства Ф. В. Езерского а с 1890 года — 8-й выпускной класс в гимназии при Петербургском историко-филологическом институте. Затем учился в Санкт-Петербургском университете: в 1895 году окончил с дипломом 1-й степени естественное отделение физико-математического факультета; с 1894 года посещал лекции на историко-филологическом факультете, который также окончил с дипломом 1-й степени в 1898 году. Был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию по кафедре философии. В 1895-1899 годах был преподавателем женского училища принца Ольденбургского; с 1898 года — преподавал в гимназии М. Н. Стоюниной.
С 1900 — приват-доцент, с 1916 — экстраординарный профессор Санкт-Петербургского университета. В 1903 году получил степень магистра философии за диссертацию «Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма»; степень доктора философии — в 1907 году за диссертацию «Обоснованиее интуитивизма». С 1907 года читал лекции на Бестужевских курсах. Также преподавал в гимназии Л. С. Таганцевой, Психоневрологическом институте (1912), 5-й петербургской гимназии, на историко-литературных курсах (1915) и на Высших курсах при биологической лаборатории П. Ф. Лесгафта (1915-1916).
Участник, затем член правления Религиозно-философского общества.
После революции 1905 года вступил в партию кадетов. После революции 1917 года некоторое время работал в кадетских организациях, летом 1917 года выпустил брошюру «Чего хочет партия народной свободы», но вскоре прекратил партийную деятельность.
После революции 1917 года был лишён кафедры за христианское мировоззрение и в 1922 году выслан из России в числе большой группы интеллигенции, не принявшей марксистской идеологии.
До 1942 года по приглашению Масарика жил в Праге; был профессором в Русском народном университете. С 1942 года был профессором философии в Братиславе, в Словакии. С 1945 года читал лекции по философии в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже. С 1947 года после переезда в США (в 1946 году он выехал к своему младшему сыну Андрею) преподавал в Нью-Йорке, — в Свято-Владимирской духовной академии; профессор в 1950-1953 годах.
Последние годы жил в Париже, где и скончался.
Бог и мировое зло
Книга знакомит с трудами выдающегося русского мыслителя Н. О. Лосского, в которых раскрываются ключевые положения его нравственной философии.
«Бог и мировое зло», вышедшее в Праге в 1941 г., подверглось жесткой нацистской цензуре. В настоящем издании выброшенные цензурой места приводятся в примечаниях. Сборник завершается очерком о жизни и творчестве Н. О. Лосского, написанным его учеником С. А. Левицким.
Воспоминания. Жизнь и философский путь
Николай Онуфриевич Лосский был признанным главой отечественных мыслителей русского зарубежья. Его имя стоит в одном ряду с именами В.С. Соловьева, Н.А. Бердяева, Л.И. Шестова.
Огромно наследие Лосского — создателя оригинальной системы интуитивизма. Однако поистине жемчужиной его творчества являются «Воспоминания», написанные им в 40-50-е годы. Эта книга — яркий, темпераментный рассказ об идейных исканиях русской интеллигенции и дореволюционный период, ее эмиграции. Она не только возвращает нам прошлое, но и открывает новые духовные перспективы.
Достоевский и его христианское миропонимание
Книга русского философа и культуролога Николая Онуфриевича Лосского (1870-1965) посвящена анализу личности, творчества и философии Достоевского.
Достоевский и его христианское миропонимание дает полное и систематизированное представление о Достоевском-мыслителе, о его отношении к религии, человеку, политике, судьбам Европы и России. Н. Лосский указывает, что его целью было изобразить великие достоинства христианства посредством гения Достоевского, и это ему блестяще удалось.
Первое прижизненное издание на русском языке работы крупнейшего русского философа XX века Николая Онуфриевича Лосского (1870 — 1965), которая была закончена в 1939. (Первая публикация на словацком языке в 1944).
Интуитивная философия Бергсона
Интуитивизм Лосского есть попытка примирения эмпиризма и рационализма; он ставит задачу синтеза положительной науки и метафизики. В противоположность Бергсону, интуитивизм Лосский видит в умозрении, то есть в мышлении, направленном на чисто идеальное бытие; не удаление от жизни, а, наоборот, проникновение в самые глубокие основы ее. Идеальное бытие он понимает как сверхвременный мир не только в платоновском, но и в плотиновском смысле.
История русской философии
Русский народ принял христианство в 988 г. Он получил первое представление о философии только тогда, когда на церковнославянский язык стали переводиться сочинения отцов церкви.
К XII в. на Руси имелся перевод богословской системы св. Иоанна Дамаскина, третьей части его книги, известной под заглавием «Точное изложение православной веры». Хотя философское предисловие к этой книге было переведено только в XV в., отдельные выдержки из него появились в «Святославове Изборнике» еще в 1073 г.
Логика. Часть I
Основная задача моей системы логики — преодоление противоположности иррационализма и рационализма, апостериоризма и априоризма, противоположности опыта и мышления. Согласно той разновидности интуитивизма, которую я отстаиваю, все предметы, как реальные, так и идеальные, даны в непосредственном созерцании, т. е. в опыте, а согласно идеал-реализму все реальное пропитано идеальными моментами, и некоторые из них при вступлении предмета в кругозор сознания образуют логическую сторону суждения и умозаключения. Таким образом даже первичное знание, констатирующее данные чувственного восприятия, рассматривается мною, как обоснованное не только эмпирически, но и логически.
Обоснование интуитивизма
В душе каждого человека, не слишком забитого судьбою, не слишком оттесненного на низшие ступени духовного существования, пылает фаустовская жажда бесконечной широты жизни.
Кто из нас не испытывал желания жить одновременно и в своем отечестве, волнуясь всеми интересами своей родины, и в то же время где-нибудь в Париже, Лондоне или Швейцарии в кругу других, но тоже близких интересов и людей?
Свобода воли
В книге «Свобода воли» Лосский очень внимательно и подробно анализирует проблему свободы, рассуждая о «металогической творческой силе воли», живущей в человеке.
Здесь Лосский высказывает идею о возможности чудесного преображения человека и духовного овладения слепыми силами природы.
Типы мировоззрений (Введение в метафизику)
Труд выдающегося русского философа Н.О. Лосского (1870-1965).
В безбрежном океане мирового бытия человеческое я занимает ничтожное место, однако, смелою мыслью оно стремится охватить весь мир, отдать себе отчет об основах строения вселенной, понять, что такое мир, как целое, постигнуть смысл мирового процесса, а вместе с тем определить и свое положение и назначение в мире. Совокупность ответов на эти вопросы есть мировоззрение.
Церковь невидимая есть Царство Небесное с Господом Иисусом Христом во главе. В Ней множество членов, и каждый из них осуществляет несказанное богатство жизни и творчества, оправдывая слова Христа «в доме Отца Моего обителей много». Но все эти обители образуют единое царство, каждая из них есть нечто абсолютно-ценное, т. е. ценное не только для себя, а равным образом и для всех; здесь нет нигде разъединения и вражды; наоборот единство в многообразии осуществлено в высшей степени так, что Церковь эта есть «Едино Тело и един Дух» (Еф. 4, 4).
Церковь видимая, земная, есть тоже Царство Божие, однако, лишь становящееся: под благим руководством Иисуса Христа, при соучастии остальных членов Царства Божия, она движется в направлении к цели стать Единым Телом и Единым Духом. Вследствие неразрывной связи своей с невидимой Церковью, а также согласно своей цели осуществить сполна идеал целостного единства, спаянного любовью, также и видимая Церковь может быть по своей сущности не иначе, как Единою. В действительности, однако, члены ее образуют общины верующих, столь отличные друг от друга и столь, по-видимому, разобщенные, что мы привыкли говорить о христианских церквах, как будто окончательно решив, что здесь возможна чистая множественность. Из определения понятия Церкви явствует, что это невозможно, и потому в дальнейшем, говоря о церквах, т. е. пользуясь термином в неточном смысле, условлюсь писать его с малой буквы, а говоря о подлинной Единой Церкви писать с большой буквы.
Перед нами, таким образом, стоит вопрос, в каком смысле земную множественность церквей можно понять, как Единую Церковь. Рассматривать его я буду только со стороны отношения между православием и католичеством, полагая, что примененный мною метод может быть использован mutatis mutandis также и для решения вопроса в полном объеме.
Проблема сведения земной множественности к единству гораздо более трудна и сложна, чем вопрос о множественности в Царстве Божием. В самом деле, на земле, кроме множественности правомерной, допускаемой и даже требуемой идеалом, есть еще множественность дурная, проистекающая из заблуждений и искажений. Так, правомерна и необходима множественность национальных поместных церквей: различия их, выражающиеся в церковном быте, легендах, местных культах святых, в церковной музыке, в характере религиозных чувств и т. п. конкретных идеальных чертах общения человека с Богом, придают особенную интимную прелесть религиозной жизни и, дополняя друг друга, содействуют полноте единения мира с Богом. Они нисколько не нарушают внутреннего единства Церкви. Печальную ограниченность проявил бы тот христианин, который не мог бы сочувственно вжиться в религиозное настроение польского простолюдина, который, потеряв ребенка, молится, распростершись «кжижем», на полу церкви, или неспособен был бы приобщиться к чувствам, выраженным в бесчисленных покаянных «господи, помилуй» православного богослужения. Только те различия принадлежат к сфере дурной множественности, которые, содержа в себе заблуждения или зло, требуют отрицания и, следовательно, ведут к разобщению. Такая дурная множественность невозможна в Церкви и в церквах, потому что, как сущее и даже как становящееся Царство Божие с Иисусом Христом во главе, Церковь непогрешима. Однако, земные члены ее и даже обширные группы членов Церкви способны грешить и заблуждаться, поскольку они лишь частично осуществляют цель единения всех в Боге. Поэтому при возникновении разногласий между церквами встает мучительный вопрос, кто-же находится отчасти или сполна в состоянии отъединения от Церкви, или в лучшем случае, если несовместимой противоположности в действительности нет, вопрос, кто же проявил недостаток любви и мудрости, приняв согласимые отличия за противоречия истине или добру.
В спорах между католичеством и православием никто не мог и, надеюсь, не будет в состоянии привести доводы, которые с несоменностью устанавливали бы, что одна из спорящих сторон совсем не есть церковь, что она отпала от главы своей, Христа. Важнейший упрек католичеству, часто повторяемый, заострен до последних пределов Достоевским, который высказал его в «Братьях Карамазовых» от имени ученого монаха, Отца Паисия, такъ: «не церковь обращается в государство, поймите это. То Рим и его мечта. То третье диаволово искушение. А напротив, государство обращается в церковь, восходит до церкви и становится церковью на всей земле, - что совершенно уже противоположно и ультрамонтанству, и Риму, и вашему толкованию, и есть лишь великое предназначение православия на земле, от Востока звезда сия воссияет»1). Еще гораздо глубже и утонченнее Достоевский выразил опасности, таящиеся в католицизме, в художественной форме посредством легенды о «Великом инквизиторе1». Не будем, однако, заниматься анализом этого сложного образа, упростим свою задачу, обратившись к Вл. Соловьеву, который выразил вопрос точно в наиобщей форме и вместе с тем дал справедливое решение его. «Рим, - говорит он, - по своему практическому характеру, прежде всего поставил заботу о средствах к достижению царства Божия на земле. - «В таком характере и направлении заключалась и великая сила Рима, и великая опасность для него. Опасность, в заботах о власти, как главном средстве или условии дела Божия на земле, забыть о цели этого дела и незаметно поставить средство на месте цели, забывая, что духовная власть есть лишь способ подготовить и провести человечество к царству Божию, в котором уже нет никакой власти и никакого господства»2.
В случаях, когда такое искажение имело место, виновны в этом были отдельные служители церкви, но не сама церковь. Если уж подсчитывать грехи церковных деятелей, не мало найдется их и у служителей Восточной церкви. Главный из них, по Соловьеву, в том, что «ревниво оберегая основу Церкви - священное предание - православный Восток не хотел ничего созидать на этой основе. В этом он был не прав. Святые предания есть первое и важнейшее в Церкви. Но нельзя на этом остановиться: нужна крепкая ограда, нужна свободная вершина. Ограда церкви - это стройно организованная и объединенная церковная власть, а вершина церкви есть свобода духовной жизни.»
Отнесение вины за счет отдельных лиц невозможно, однако, в такой области, как догматическое исповедание веры, принятое всею церковью, Поэтому с особенным волнением приступаем к рассмотрению разногласий в этой сфере: нет ли здесь абсолютно непримиримого противоречия между Востоком и Западом, обязывающего к выводу, что одна из сторон отпала от Церкви? Ответ на этот вопрос не так легко достижим, как кажется: он не может быть получен путем простого сличения по правилам формальной логики догматических положений, высказываемых католичеством и православием, а также отрицаний каких-либо догматов одной из сторон.
Дело в том, что Божественные тайны открываются человеческому уму лишь весьма неполно и несовершенно. Есть как бы запрет, налагаемый на всякое торопливое устремление в горние сферы для души, не подготовленной к этому полету всесторонне. Попытки расширить свою душевную жизнь путем вступления в новую область добра или Божественной истины всегда сопутствуются какими-либо на первый взгляд случайными стечениями тягостных обстоятельств, болезнями, несчастиями, страхами и т. п. Как будто нужно пройти через особенный искус или испытания, чтобы удостоиться движения вперед. Даже чтение какой-либо давно уже опубликованной книги, напр. такой, как «Неведомая брань» старца Никодима Святогорца, иной душе не дается даром. Оккультисты говорят, что есть особый дух, «страж порога», испытывающий человека на каждой ступени его движения вверх. Великая мудрость обнаруживается в этом строении мира, предохраняющем человека от таких шагов, которые могли бы, открыв передним сразу слишком широкий горизонт, вызвать головокружение и увлечь его в бездну падения, еще более глубокую, чем раньше. Так напр., в современной религиозно-мистической литературе в России намечается раскрытие какой-то новой истины о Божественности женского начала. (Вл. Соловьев, Флоренский, Булгаков, А. Н. Шмидт); но эта идея чуть брезжит в тумане, о закреплении ее в отчетливом догмате нечего еще и загадывать. И понятно; когда подумаешь о недисциплинированности человеческой души, особенно славянской, о глубоком нарушении в ней той целости, которая присуща целомудрию, становится ясно, что такое учение только для некоторых душ было бы стимулом к созерцанию чистоты и красоты божественного начала в женщине, а большинству оно дало бы лишь повод к новым соблазнам и извращениям, которых и без того не мало, как на Востоке, напр. в виде хлыстовства, так и на Западе, напр., в чувственной мистике.
Если принять таким образом во внимание, что человеческий ум удостоился откровения только немногих моментов полноты Божественной жизни, то нас перестанут пугать различия в вероучении католичества и православия. Самое определенное на первый взгляд противоречие, напр. католический догмат Filioque и отрицание его православием, может быть снято дальнейшим догматическим развитием. Ведь несомненно, что все три Лица Пресвятой Троицы соучаствуют в бытии друг друга. Настанет время, когда Церковь раскроет догматическое учение об этом отношении Отца и Сына к Духу Святому, Духа Святого и Отца к Сыну, Сына и Духа Святого к Отцу. Тогда на каком-нибудь вселенском соборе, путем совместной работы Восточной и Западной Церкви, догмат Filioque быть может, будет осложнен такими дополнениями и разграничениями, которые сделают его приемлемым для всех христиан. Аналогичные соображения приложимы к догмату о Непорочном Зачатий. Это учение есть первый подход к решению вопроса о Божественности женского начала. Когда Церковь полнее раскроет учение о природе Пресвятой Девы Марии, тогда, быть может, сомнения, вызываемые католическим догматом, рассеются.
Несравненно более велика трудность, заключающаяся в различии основного принципа иерархического строя церкви на Востоке и Западе. В православной церкви епископы равны друг другу, патриарх есть лишь «первый среди равных» и высшею инстанцией является собор. В католической церкви Папа стоит неизмеримо выше зависимых от него епископов; мало того, когда он говорит с кафедры, он не зависим от собора, так как определения его «не преобразуемы сами по себе, а не по согласию церкви» (ex sese, non autem ex consensu ecclesiae irreformabiles esse).
Соборный строй церкви аналогичен республиканскому строю государства, а в основу католической церкви положен монархический принцип. Что же соответствует истине и добру? Для христианина нет никакого сомнения, что мир построен согласно монархическому принципу. Εἴς κοίσαωος ἔστω и этот Единый Властитель мира есть Бог. Однако отсюда вовсе не следует, что монархический строй вселенной должен иметь копию на земле в форме политических и религиозных общин, монархически управляемых одним человеком. Быть может, наоборот, именно чистота осуществления монархического принципа требует всегда или, по крайней мере, на известной ступени развития республиканского и соборного строя на земле. Ответить на этот вопрос можно лишь исходя из разработанной метафизической системы. Я попытаюсь решить его, опираясь на развиваемое мною органическое миропонимание, особенно поскольку оно содержит в себе учение о том, что мир есть иерархически построенная система личностей, актуальных и потенциальных (см. мою книгу «Мир, как органическое целое»). Учение о мире, как иерархической системе личностей или индивидуумов, существует в весьма разнообразных формах; таковы, напр., столь разнородные системы, как учение Лейбница, Эд. Гартмана, Вундта, В. Штерна и др. Примером может служить такое бытие, как государство. Множество человеческих индивидуумов вовсе не исчерпывают сущности государства. Это высокое органическое единство возможно лишь потому, что человеческие личности в нем объемлются более высоким началом, снимающим обособление индивидуумов друг от друга и превращающих их в граждан, способных к координированным целесообразным социальным актам (напр. судебное производство, война и т. п.) сверхчеловеческого порядка (не индивидуально-человеческим, а социальным). Это единое начало в основе государства есть личность высшего порядка, придающая всему общественному целому личный и индивидуальный характер, природу «Объективного духа», по Гегелю.
Такое строение мира можно проследить и вверх и вниз. Так, спускаясь вниз можно признать, что каждая клетка человеческого тела есть живое единое существо (организм и индивидуальность низшего, чем человек, типа), и все эти существа подчинены человеческому я, личности, высшего, чем они, порядка. Вверх тоже строение: человеческие общества суть организмы развивающегося человечества, которое в свою очередь подчинено, через более или менее длинный ряд посредств единству Вселенной. Во главе мира стоит сверхмировое начало, Бог, завершая иерархически-монархическое строение всего бытия: конечно, отношение Бога к миру во многом абсолютно несравнимо с отношениями идивидуумов высшего и низшего порядка внутри мира, но все-же есть и такие стороны Его деятельности, которые дают право называть Его Царем небесным не только для Царства Божия, но и для нас, грешных.
В этом строении мира всякое высшее начало, подчиняющее и объединяющее свои элементы, стоит всегда на высшей ступени бытия, чем его элементы: так, 1. человеческое я не есть одна из клеток человеческого организма, 2. объективный дух не есть один из граждан государства, 3. Бог не есть один из элементов мирового бытия и т. п.
Акты государственного целого так сложны и отличны от индивидуально-человеческих, что граждане могут быть носителями лишь некоторых элементов их и иметь сведения о целом только в форме схематических или отвлеченных понятий. Так, международные отношения, меры предосторожности, принимаемые одним государством против другого и т. п., основываются на восприятиях, глубоко отличных от наших, так как общение отдельных граждан дает каждому из них лишь жалкие обрывки сведений о чужом государстве, да и сами граждане этого чужого государства, даже вожди его, часто не могут сознательно формулировать цели своего народа, поэтому нередко действия государства, опираясь на иные восприятия и служа иным целям, чем то, что происходит в душе отдельных членов его, стоят в резком противоречии с некоторыми чертами индивидуального характера граждан его; вспомним, напр., джентельменство англичан в личных сношениях и «коварство Альбиона» в международной жизни, мягкосердечие русских и внутреннюю свободу в личных сношениях и жестокость России к своим гражданам, а также безграничное попирание их свободы. Вероятно, в этих свойствах государства обнаруживается мудрость и дальновидность, целесообразный выбор средств в данной обстановке, превосходящей меру понимания человека.
Таким образом немыслимо, чтобы отдельный гражданин, напр., монарх был в полном смысле слова Душою народа. Только в редких, исключительных случаях великий государь (Петр Великий) или какой-либо другой гениальный государственный деятель (Бисмарк) до некоторой степени приближается к тому, чтобы воплощать в себе, да и то лишь некоторые отдельные устремления своего государства. Фактически даже наиболее самовластный монарх принимает большинство решений в согласии с правительственным целым, т. е. так, что они вырабатываются сверхчеловеческим единством. Неудивительно поэтому, что по мере усложнения жизни и усовершенствования техники государственного управления и законодательства, все шире распространяется представительный образ правления и все чаще монархический строй даже совсем сходит со сцены, уступая место республиканскому. Иногда даже монархия есть ничто иное, как замаскированная республика, напр., Англия, где король есть «primus inter pares» (Прим.: Аналогичные соображения о высокой ценности представительных форм правления и о том, что принятие решения по большинству голосов основано не на механическом принципе, развиты мною уже давно в статье: «О народовластии» в журнале «Новый Путь» 1904 г., декабрь.)
Все сказанное еще с большею уверенностью может быть повторено о Церкви, потому что о ней, благодаря откровению мы знаем больше, чем о государстве. Во главе Церкви стоит Сам Бог, Иисус Христос. Задача Церкви - соединить всех верующих так глубоко, чтобы мы были во Христе «Едино Тело и Един Дух».
Христос есть не душа Церкви, а Дух; следовательно, и единое Тело Церкви содержит в себе не грубое непроницаемое вещество, более разъединяющее, чем соединяющее людей, а Преображенную Телесность. (Прим.: См. Н. Лосский, Мир, как органическое целое, о возможности глубокого перерождения вещества; см. также мою брошюру «Материя в системе органического мировоззрения» и брошюру «Современный витализм». О духовном теле без вещественной раздельности и тяжести, см. соч. Вл. Соловьева, напр., в его «Духовных основах жизни», собр. соч. III т., стр. 341).
Следовательно, верующие подлинно приобщаются к Церкви лишь в той мере, в какой они, возрастая в своей духовности, достигают и в своей телесности, хотя бы в некоторых отношениях, Преображения. К этой великой цели ведет не только повседневное упражнение в христианских чувствах, мыслях и делах, но и выполняемое с должным расположением духа Таинство Евхаристии. Множество христиан, приобщаясь Тела и Крови Христа, в порыве чувств и настроений, снимающих эгоистическое обособление людей от Бога и друг от друга, становятся хоть временно и частично, хоть на один миг членами Единого Тела и Духа.
Кто-же из людей в этом мистическом единстве, в Единой Церкви может считаться верховным выразителем ее мысли и воли? Думается есть только одно такое лице - Богочеловек Иисус Христос. Никто из людей не может заменить этого вечного Царя ее и быть в течении своего верховного служения Церкви хотя бы только в делах веры и нравов, постоянным выразителем мнения ее, осуществляя в себе как бы новое воплощение Христа. Такое учение было бы возможно разве лишь для тех, кто низводит Иисуса Христа на степень лишь учителя, одного из многих учителей (Будда, Конфуций, Моисей, Магомет и т. п.) Остается, таким образом, думать, что в видимой церкви на земле высшею инстанциею в основных вопросах веры, жизни и устроения Церкви может быть только сверхчеловеческое единство вселенского собора, к нему более, чем к какому бы то ни было другому собранию верующих, применимы слова Господа «где двое или трое собраны во Имя Мое, там Я посреди них» (Мат. 18, 20). Лишь в отдельных случаях, в сравнительно ограниченной сфере, в области тех нужд церкви, которые требуют быстрого отклика, можно полагать, что Дух Христов, ради устроения Церкви, говорит через одного из иерархов. Будущий вселенский собор, составленный из представителей Восточной и Западной церкви, может быть признает таким иерархом Святейшего Отца, Папу Римского. Тогда Церковь получила бы строение, сочетающее в себе соборный принцип с монархическим в такой форме, которая устраняла бы соблазн, будто есть на земле человек, имеющий притязание быть преемником Иисуса Христа на Его Престоле.
Трудно будет выработать начала такого строя Церкви. Он не может быть результатом беспринципного, эклектического компромисса. Поэтому я отдаю себе отчет в том, что нормы его должны быть выработаны сверхчеловеческою мудростью Вселенского Собора, и ограничиваюсь лишь формулировкою этой задачи. Но раньше, чем покинуть эту тему, я бы хотел обратить внимание на следующее печальное обстоятельство. Кроме вопроса об истинности того или иного принципа строя Церкви, обсуждение этой проблемы затрудняется возбуждаемыми ею страстями, политическими и личными. Политические страсти отличаются большою остротою, но еще более едкий характер имеет личная страсть, гордыня, обуздание которой необходимо для соединения церквей. В самом деле, иерархи Восточной Церкви должны будут при воссоединении смиренно признать первенство Папы, хотя бы и в весьма смягченной форме, а Святейший Отец должен будет сделать еще большую уступку, именно согласиться на новые ограничительные комментарии к догмату о его непогрешимости, еще не высказанные при первой формулировке догмата.
Согласно сказанному, воссоединение церквей в форме равноправного сочетания их в единой земной организации невозможно без дальнейшего догматического развития. Однако некоторые православные богословы отвергают возможность догматического развития, указывая на то, что божественные силы, проявляющиеся в Церкви, всегда остаются неизменными. Недоразумение, кроющееся в этом возражении против воссоединения с Западною Церковью, весьма обстоятельно разъяснено Вл. Соловьевым. Поэтому я ограничусь лишь ссылкою на его соображения по этому вопросу. Соловьев указывает на различие между божественною и человеческою стороною Церкви: «В области Божественного бытия несть изменения ниже преложения стен. Все изменяющееся и совершенствующееся в истории Откровения принадлежит к человеческой стороне церкви как внешняя природа лишь постепенно открывается уму человека и человечества, вследствие чего мы должны говорить о развитии опыта и естественной науки, так и Божественное начало постепенно открывается сознанию человеческому и мы должны говорить о развитии религиозного опыта и религиозного мышления». Подчеркнутые слова прямо показывают, что прогресс здесь полагается в человеке, а не в Божестве3.
Свою мысль Соловьев далее обосновывает путем рассмотрения «истории христианских догматов от времен апостольских и до разделения церквей». В первоначальной церкви он находит один только перводогмат «совершенной богочеловечности», в котором «логически заключается вся полнота истины» (стр. 283), однако раскрытие этой истины в расчлененной форме ряда догматических определений потребовало напряженной работы нескольких веков, причем нередко великие учители церкви высказывали мнения, несогласные с истиною, пока Вселенский Собор не вырабатывал соответственного догмата.
До сих пор я говорил лишь о тех сторонах вопроса, которые выразимы в отвлеченных понятиях. Теперь нужно коснуться, быть может, самой трудной и темной стороны дела. Идею воссоединения церквей нередко объявляют неосуществимою потому, что «дух» католической церкви чужд русскому православному человеку. По поводу взглядов И. С. Аксакова на этот вопрос Вл. Соловьев говорит: «Внутренняя сущность всех его возражений может быть прямо сведена к тому утверждению, что римское католичество претит русскому народному духу и чувству» (стр. 235). Здесь два «духа» стоят друг против друга во всем своем индивидуальном своеобразии и не приемлют друг друга. Каждый из них потенциально есть всеобъемлющее начало, способное любовно охватить весь мир, но оба они реализовали в своей человеческой природе лишь малую часть своих возможностей и усматривают друг в друге прежде всего сторону ограниченности. Четкие формы, острые грани внешности иезуита на нравятся нам; кажется, что под этими внешними чертами таится нечто уклонившееся в сторону недолжного. Вероятно, такие же чувства пробуждаются у католика при созерцании округлых форм, мягких, расплывающихся линий, присущих внешности русского Иерарха. Надо однако помнить, что смутные антипатии к чужой индивидуальности нередко бывают обоснованными низшею стороною нашего я, чаще всего нашею собственною ограниченностью. Так, зачастую нас отталкивают чужие достоинства, если у нас их нет, и мы зорко подмечаем ограниченно-человеческую сторону этих достоинств. В тех случаях, когда мы почему-либо вступаем в неприязненные отношения с западными народами, мы воспринимаем их выдержку, выработанность форм, настойчивую волю в дурных аспектах педантизма, жесткости, злопамятности, неумения прощать и т. п.; так же несправедливо относятся и к нам, воспринимая русскую мягкость, незлобивость, искание примирения в отрицательных аспектах мягкотелости, пассивности, беспринципности. Когда пелена спадает с глаз наших, мы усматриваем чужую индивидуальность в ее положительной бытийственности, как творение Божие, незаменимое никаким другим существом и ценное именно в своеобразии его духа. Хвала Господу, создавшему бесконечное разнообразие бытия: чего нет у нас, то есть у других и, вступив в гармоническое, любовное отношение друг к другу, мы достигнем сообща, друг в друге совершенной полноты бытия, став «Единым Телом и Единым Духом».
Вместо гаданий о сокровенном «духе» католической церкви сосредоточимся лучше на деяниях великих подвижников ее - святых Франциска Ассизского, Бернарда Клервосского и др., тогда мы проникнемся любовью к ней и она явится перед нашим взором в светлом одеянии; то же самое пусть сделает и римский католик в отношении к православной церкви, пусть он подумает хотя бы о том добре, которое творится в тиши ее обителей духоносными старцами, и поймет высокий дух, таящийся под ее скромными формами.
Каждый шаг на этом пути требует пробуждения в нашей душе главной, но и самой редкой добродетели, христианской любви. После длительного обособления и даже отчуждения, многим будет не легко пробудить в себе живую симпатию к другой церкви, придется сначала воспитывать себя в этом направлении. На первых порах было бы хорошо уж и то, если бы в церквах и костелах во время богослужения возносилась к Богу молитва о всех высших иерархах ««Соборной и Апостольской Церкви», о Папе Римском и всех Восточных Патриархах. Такой обычай служил бы напоминанием каждому верующему, что мы не чужие друг другу, что все мы «Едино стадо» и Пастырь у нас Един.
Реферат на тему
Философские взгляды Николая Лосского
Николай Онуфриевич Лосский. Его имя известно далеко и прежде всего за пределами родины. Его деятельность протекала в целом ряде университетских и церковных центров Старого и Нового света – Санкт-Петербургский университет, Русский университет в Праге, университет в Братиславе, Стендфордский университет в Калифорнии, духовная академия в Нью-Йорке.
Николай Лосский родился в 1870 году в многодетной семье лесничего, в деревне Креславка Витебской губернии. Отличался силой воли и высокой самодисциплиной. Юность Лосского совпала с развитием революционно-демократических и социалистических идей. За приверженность этим идеям и атеистические настроения в 1887 году он был исключен из седьмого класса гимназии.
“Возвращение к религии” совершилось через 30 с лишним лет после сложного философского процесса и сложного жизненного пути. Некоторое время после гимназии он учился в Швейцарии (Берне). В 1891 г. поступил на естественнонаучное отделение физико-математического факультета, затем обучался на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета. Изучение философии Лосский продолжил в Швейцарии и Германии, где слушал лекции В. Вундта, В. Виндельбанда, Т. Мюллера. В 1903 получил степень магистра философии, в 1907 – доктора философии. В 1916 г. Лосский становится профессором Санкт-Петербургского университета.
В 1922 году Н. Лосский вместе со многими другими русскими философами был выслан на печально знаменитом “философском пароходе” из России. Он живет в Берлине, затем в Праге, Брно и Братиславе. В 1946 году переезжает в США, с 1947 года он профессор Свято-Владимирской духовной академии в Нью-Йорке. С 1955 г. Лосский – во Франции. Умер в 1965 году и похоронен на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем.
В лице Н. Лосского мы видим мыслителя, диапазон интересов которого охватывает практически все отрасли философского знания: гносеологию, онтологию, философскую антропологию, этику, аксиологию (учение о ценностях) и т.д. Свою философскую систему Лосский часто характеризует как “идеал-реализм”, а также ”мистический эмпиризм”, “органическое мировоззрение” либо как “интуитивизм”. Объясняя задачи своего учения, Лосский пишет: “Наш интуитивизм (мистический эмпиризм) особенно подчеркивает органическое, живое единство мира”. В составе мира он различает реальное и идеальное бытие. Реальное бытие включает все явления, данные в форме времени или пространства, идеальное же находится выше реального и обеспечивает его единство и осмысленность. Основой единства системы мира с этой точки зрения является Бог как металогическое бытие.
Философию Лосский определяет как науку “о мире как целом”, подчеркивая при этом, что эта наука “дает сведения о подлинном бытии (“о вещах в себе”) и проникает в самые основы его”. В поисках абсолютно основного она “выходит за пределы мира в область Сверхмирового Начала, в сферу Абсолютного”.
Задача, которую Лосский пытается решить в гносеологической части своего учения, состоит в достижении “идеал-знания” на основе “реалистического миросозерцания”. Он скрупулезно анализирует взгляды предшественников (Локка, Беркли, Канта, Плеханова, Ленина) по вопросу о том, что следует считать источником познания, и подводит читателя к выводу об односторонности этих учений. Человек, строящий теорию знания из ощущений, независимо от материалистического либо идеалистического их понимания, всегда вместо “материального” дерева будет иметь дело с “психическим” деревом.
“Распространенные в наше время взгляды на отношение между познающим субъектом и познаваемым объектом, – пишет Лосский, – вовсе не содействуют сохранению идеала знания”.
Он рассматривает две формы “гносеологического индивидуализма”: трансцендентную (с подчинением субъекта объекту) и имманентную (с подчинением объекта субъекту), − и приходит к выводу о невозможности постижения объективной истины на этих основаниях. В первом случае знание об объекте представляет лишь вторично-субъективные отпечатки, деформации и реакции сознания, а во втором – предметы и явления как бы растворяются в душе человека, и мир рассматривается как внутренняя данность и содержание сознания.
Лосский мечтает о таком знании, “какое дает поэт, постигающий вплоть до глубочайших изгибов внутреннюю жизнь мира, все то, что кроется в самых интимных тайниках души всякого существа”. Вещи и представления как бы перетекают друг в друга: луна и представления о луне, объект и знание об объекте. Объекты внешнего мира свободно “входят в кругозор” нашего сознания, непосредственно “присутствуют” в нем. Такое “живое” непосредственное знание, по Лосскому, несомненно, выше отвлеченно-рассудочного.
В поисках “руководящей идеи” своего учения он формулирует принцип “Все имманентно всему! ”.
Лосский так описывает возникновение в его уме основного замысла интуитивизма: “Однажды (приблизительно в 1898 году), в туманный день, когда все предметы сливаются друг с другом в петербургской осенней мгле, я ехал... по Гороховой улице на извозчике и был погружен в свои обычные размышления: “Я знаю только то, что имманентно моему сознанию, но моему сознанию имманентны только мои душевные состояния, следовательно, я знаю только свою душевную жизнь”. Я посмотрел перед собою на мглистую улицу, подумал, что нет резких граней между вещами, и вдруг у меня блеснула мысль: “Все имманентно всему”.
Путь к преодолению дуализма между сознанием и бытием он видит в интуиции. “Интуиция” – непосредственное имение в виду предмета в подлиннике, а не посредством копии, символа, конструкции и т.п. ”. То отношение субъекта ко всем другим сущностям в мире, которое делает интуицию возможной, Лосский называет гносеологической координацией. Это отношение как таковое еще не есть познание. Для того, чтобы объект не только был связан с Я, но также был им познан, субъект должен направить на объект целую серию целевых умственных актов – осознания, внимания и т.п. “Чтобы познать предмет, нужно иметь его в сознании, то есть достигнуть того, чтобы он вступил в кругозор сознания познающего субъекта, стал имманентным сознанию”.
Лосский особо подчеркивает, что “всякое знание состоит в том, что я, во-первых, созерцаю предмет в его неприкосновенной подлинности и, во-вторых, анализирую созерцаемый мир, вскрывая в нем то, что необходимо связано с предметом. Отсюда следует, что созерцаемое мною и аналитически познаваемое бытие всегда есть нечто сложное (иначе не был бы возможен анализ), и притом такое сложное, в котором ни один познаваемый элемент не существует сам по себе, без необходимого отношения к другим элементам. Иными словами, всякий познаваемый предмет и весь познаваемый мир есть целое (или момент целого), в котором можно различать стороны, но не чистая множественность самостоятельных элементов”.
Метафизика. Иерархический персонализм. Субстанциальные деятели. Обоснование интуитивизма увлекает Лосского на путь, связанный с поисками онтологических оснований интуиций; оснований, подчеркивающих живое единство мира. В 1915 году Лосский приступил к публикации своего главного метафизического сочинения “Мир как органическое целое”. Именно “органическое единство мира, интимная внутренняя связь между частями его” есть условие возможности интуиции.
При рассмотрении метафизики Лосского бросается в глаза влияние монадологии немецкого философа XVII-XVIII века Лейбница, чье учение в России пользовалось несомненной популярностью, и продолжателя идей Лейбница Алексея Александровича Козлова (1831-1900), персоналистическая концепция которого предполагает существование множественности субстанциальных деятелей.
Лосский развивает эту идею множественности субстанциальных деятелей. Вышеозначенные деятели обладают творческой силой. “Всякое событие возникает не само собою, а творится каким-либо сверхвременным и сверхпространственным деятелем” каждый из которых “есть действительная или потенциальная личность, наделенная творческой силой и творящая события, имеющие временную или пространственно-временную форму” согласно своей нормативной идее.
Рассмотрение субстанциальных деятелей через такие характеристики, как целестремительность, активность, свободная воля и т.д., позволяет Лосскому употреблять по отношению к последним термин личность, но так как по степени своего развития субстанциальные деятели глубоко отличаются друг от друга, то необходимо, говорит он, различать “действительные личности” и “личности потенциальные”.
Что же есть действительная личность? Это – “существо, сознающее абсолютные ценности нравственного добра, истины, красоты и долженствование осуществлять их в своем поведении”. Действительной личностью является человек. Лосский делает оговорку, что личность сия, хотя часто не исполняет своего долга, но все же не лишена идеи долга.
Субстанциальные деятели, стоящие ниже человека, – животные, растения и т.д. вплоть до электронов и даже более элементарных существ, которые еще будут открыты, – это потенциальные личности, и только через миллионы лет многих переживаний они смогут развиться до состояния действительной личности.
Всякий деятель развивается и стремится улучшить свою жизнь. Достижению более совершенной жизни служит союз нескольких деятелей. Человеческий организм также есть некий союз, во главе которого стоит высокоразвитый деятель – человеческое Я.
“Человеческое “я” есть деятель, который, может быть, биллионы лет тому назад вел жизнь протона, потом, объединив вокруг себя несколько электронов, усвоил тип жизни кислорода, затем, усложнив ещё более свое тело, поднялся до типа жизни, например, кристалла воды, далее перешел к жизни одноклеточного животного, после ряда перевоплощений или,... после ряда метаморфоз... стал человеческим “я”. “Каждое человеческое “я” уже в момент рождения весьма определенная индивидуальность... ”. Соотношение потенциальных и действительных личностей выстраивается в некоторую иерархию. Лосский сам определяет такой вид учения иерархическим персонализмом.
Поскольку деление всех процессов на физические и психические для Лосского относительно, то он естественным образом приходит к выводу, что вся природа сверху донизу одушевлена. Духовно-энергетическое начало в разной степени присуще всем предметам и явлениям, оно неистребимо и неразложимо до нулевого остатка. С этой позиции и биологическая смерть не тождественна абсолютному уничтожению, это лишь распад временного союза деятелей, каковым является человеческий организм, возглавляемый нашим человеческим Я.
Мир есть органическое целое. Все субстанциальные деятели “сращены в одно целое некоторою стороною своего бытия”, каждый деятель живет жизнью целого мира, именно в этом смысле “все имманентно всему”. Но Лосский с грустью вынужден констатировать, что “в той области мира, в которой живем мы, люди, эта органическая связь во многих отношениях надорвана”. Причину этого он видит в эгоизме, вражде и равнодушии друг к другу.
Область мира, в которой душевная жизнь воплощена в материальной телесности и господствует комплекс “абсолютной полноты жизни для себя”, Лосский обозначает низшей сферой бытия. Высшей же сферой является царство Духа – это “подлинно Царство Божие”, царство небожителей, имеющих бессмертное “духоносное тело” и совершенное “космическое сознание”. Здесь нет эгоистического обособления, деления “на мое и твое”, “все живут как одно существо”, каждый “внутренне объединен с целым”. Тело их не материальное, но “преображенное”, оно состоит из творимых небожителями процессов света, звука, тепла, ароматов и служит выражением их духовного творчества. Цель творчества – создание абсолютных ценностей. Такое духовно-телесное целое обладает идеальной красотой и не подвержено телесной смерти. Вообще никаких несовершенств и никакого зла в Царстве Божием нет. Принцип жизни здесь: “Люби Бога больше, чем себя; люби ближнего, как себя... ”. “Личности, входящие в состав Царства Божия, осуществляют в своем поведении совершенное добро, не запятнанное никакими недостатками”.
Высшее сверхмировое и сверхсистемное начало – это Абсолютное, или Бог. Его внутренняя природа невыразима в человеческих понятиях. “Он несравним и несоизмерим с миром”.
“Бог есть существо Сверхлично-личное”, “сущее сверхсовершенство”. Бог выступает творцом “множества субстанций” – субстанциальных деятелей. Как же мыслит Лосский акт творения субстанций?
“Первичный акт творения Богом, предшествующий шести дням развития мира и выраженный в Библии словами “в начале сотворил Бог небо и землю”, состоит в том, что Бог создал субстанциальных деятелей, наделив их формальными свойствами сверхвременности, сверхпространственности и т.п., необходимыми для осмысленной жизнедеятельности, не придал им никакого эмпирического характера. Выработать себе характер, т.е. тип своей жизни, есть задача свободного творчества каждого существа. Таким образом, вся судьба субстанциальных деятелей определяется в дальнейшем ими самими.
Субстанциальные деятели обладают свободой выбора, и одни из них выбирают путь к Богу, другие избирают “землю”, т.е. бытие вне Бога. Все зависит при этом от воли самого деятеля, от выбора им самого себя, а точнее, – выбора тех ценностей, которые становятся целью его стремлений и его деятельности. Это – выбор между добром и злом, между любовью к Богу-Творцу и эгоистической любовью только к самому себе. И материальность мира оказывается, по Лосскому, не результатом божественного творения, а продуктом творчества самих сотворенных деятелей: она возникает в силу того, что последние избирают в качестве высшей ценности свою самость, делают самих себя, в отъединенности от Бога и других деятелей, высшей своей целью. Творческая сила эгоистов, с их вечной погоней за относительными благами, умалена, как умалена и их положительная свобода. Сохраняется лишь формальная свобода воли.
Ценности и их иерархия. Лосский отстаивает незыблемость абсолютных ценностей добра, справедливости, истины и красоты. Абсолютные ценности воплощены в “полноте бытия”, в Боге (воспринимаемом через мистический религиозный опыт). Прекрасно осознавая, что “между всеми усовершенствованиями, достижимыми в условиях земного бытия, и конечным идеалом Царства Божия всегда остается огромное расстояние”, он тем не менее верит в абсолютное добро и любовь; в совершенную “ полноту бытия”.
Идеал Лосского – “соборное творчество” на основе совершенной любви “друг к другу участвующих в нем лиц, обладающих индивидуальным своеобразием, и притом совершенным, то есть содержащих в себе и осуществляющих только абсолютные ценности”. Напомним, что абсолютным ценностям Лосский дает следующее определение: “Абсолютная положительная ценность, сама в себе, безусловно оправданная (самоценность), следовательно, имеющая характер добра с любой точки зрения, в любом отношении и для любого субъекта; не только сама по себе она всегда есть добро, но и следствия из нее никогда не содержат зла”.
Эти абсолютные ценности даны человеку непосредственно через интуицию, через особое духовное озарение. Они есть необходимая основа реальной нравственной жизни человека. Бездуховным и безнравственным становится общество, в котором исчезают представления о высших общечеловеческих ценностях и идеалах. В таком обществе, считает Лосский, происходит “накопление сил и способностей для возрастания во зле – это уже является сатанинской эволюцией”.
Поскольку добро и зло суть понятия соотносительные, Лосский считает необходимым подчеркнуть, что “Творец мира Бог никоим образом не причастен мировому злу и не повинен в нем”. Как уже было сказано выше, мир сотворен как совокупность существ, способных осуществлять свободную самостоятельную деятельность. “Бог наделил свои творения вместе со свободою всеми средствами для осуществления добра; если, несмотря на это, какое-либо существо вступает на путь зла, то начало этого зла кроется только в самом этом существе и ответственность за зло падает на него целиком”. Более того, “усвоив чуткость ко злу в себе, человек, какое бы несчастье ни переживал, говорит себе: “Я получил то, чего заслуживаю”.
Обращаясь к ценностям человеческого бытия, Лосский выделяет витальные (биологические) ценности и духовные. В основании некоторой иерархии ценностей лежат ценности биологические, необходимые для “самосохранения организма”, но венчают эту иерархию ценности, возвышающие человека над всем тварным миром, – ценности духовные. Пренебречь витальными ценностями нельзя, но и рабскую зависимость духа от жизни Лосский считает унизительной. Духовность возвышает всякого, кто принимает к сердцу интересы и чаяния ближнего, бескорыстно и честно исполняет свой гражданский, профессиональный, родительский и т.п. долг, сообразуясь с общекосмическими ценностями.
Высшая моральная заповедь этики Лосского гласит: “Люби Бога больше, чем себя; люби ближнего как себя; достигай абсолютной полноты жизни для себя и всех других существ и т.п. ”.
Индивидуальное своеобразие личности Лосский считает абсолютной положительной ценностью. Сознание полной духовной свободы необходимо для предельного проявления человеческих духовных гуманистических качеств. Другим обязательным условием усмотрения и узнавания абсолютных ценностей становится любовь. Лосский характеризует любовь одного лица к другому “как полное приятие чужой индивидуальности” и “совершенную отдачу сил в её пользу”. “Совершенное единодушие деятельности, очевидно, невозможно без взаимной любви и достижимо лишь при осуществлении абсолютных ценностей, так как только абсолютные положительные ценности все совместимы друг с другом”. Никакое “отдельное содержание мира” не может удовлетворить человека до конца, “не может наполнить всей его жизни”.
Только соборное творчество, в которое каждый член “единодушного целого” вносит “индивидуальный вклад, то есть единственное, неповторимое и незаменимое содержание” обеспечивает человеку полноту бытия.
1. Евлампиев Игорь Иванович. История русской философии: Учеб. пособие для студ. вузов. - М.: Высшая школа, 2002. - 584с.
2. Зеньковский Василий Васильевич. История русской философии: В 2 т. - М.: Аст, 1999. - 542с. Т.1 - 542с.
3. История философии в кратком изложении / И.И. Богута (пер). - М.: Мысль, 1995. - 590с.
4. История философии: Учеб. для вузов / В.П. Кохановский (ред), В.П. Яковлев (ред). - Ростов н/Д: Феникс, 1999. - 573с.
5. Лосский Николай Онуфриевич. История русской философии. - М.: Академический Проект, 2007. - 551с.
6. Невлева Инна Михайловна. История русской философии: Учеб. пособие. - Х.: Консум, 2003. - 408с.
7. Стрелецкий Яков Ильич. История философии: Курс лекций / Краснодарский юридический ин-т. - Краснодар, 2001. - 419с.
Каждая монада представляет в своих восприятиях весь бесконечный универсум, бесконечный как в пространстве, так и во времени. Это понимание ведет Лейбница в психологии к формулировке концепции бесконечно малых («подсознательных») восприятий. В математике же это приводит к особому пониманию структуры пространственного континуума и, наконец, к созданию дифференциального и интегрального исчислений. ...
... "Воспитание ребёнка с точки зрения духовной науки" Последователь Штайнера, вальдорфский учитель Ф. Карлгрен подчёркивал, что для подхода к сложным задачам воспитания вальдорфская педагогика обращается к своей духовно-научной основе - к антропософскому познанию человека. Доклад, с которым Штайнер выступал в различных населённых пунктах Германии в 1907 году "Воспитание ребёнка с точки зрения...
Никола;й Ону;фриевич Ло;сский (6 декабря, 1870, Креславка, Российская империя - 24 января, 1965, Париж)
Он сам рассказывал об этом так.
Долгое время мучила его загадка познания мира, определения источника этого познания и сущности свободы человека. Сотни раз, прогуливаясь по улицам Санкт-Петербурга, он останавливался и, словно прозревая, глазами ребенка удивленно вглядывался в окружающий его мир. И только однажды, когда увидел он перед собой покрытые дымкой городские дома, разгадка пришла сама собой почти мгновенно.
Все имманентно всему. Все присуще всему. Все взаимосвязано...
Это неожиданное открытие определило затем жизнь этого поистине удивительного человека, заставило его написать множество философских трудов, привело к мировому признанию и даже к славе.
Идея стала решающей для гносеологии и метафизики известного русского философа Николая Онуфриевича Лосского.
Для советского читателя, не имевшего возможности не только видеть в печати, но и слышать имя этого человека, оно прозвучало вновь в теперь уже далекие 1950-е годы. Тогда на страницах журнала "Вопросы философии", единолично вещавшего народу непререкаемые "философские истины" вослед предшествовавшему изданию – журналу "Под знаменем марксизма", препарировавшему философию в 1920-40-е, было сообщено о выходе в свет в Лондоне на английском языке его знаменитой "Истории русской философии".
Уже не было в живых Н. Бердяева и П. Струве, о. Сергия Булгакова и С. Франка, о. Павла Флоренского и Л. Шестова, уже стали историей философские баталии между различными представителями русского религиозного ренессанса XX века, но еще продолжал жить и творить этот неуемный старик, свои главные книги начавший выпускать прожив почти полвека, а последние – у самого рубежа собственного столетия.
Когда 25 января 1965 года в возрасте 94-х лет Н.О. Лосский ушел из жизни, то никому и в голову не приходило то, что ушел в буквальном смысле "последний из могикан", последний из плеяды тех, кто создал выдающуюся мыслительную культурную эпоху, духовно-философское миросозерцание, переживаемое и осмысливаемое всем светом по сей день.
С кончины Н.О. Лосского можно было исчислять конец периода, или, лучше сказать, первого исторического тома русской философской мысли, развивавшейся тогда в зарубежье. Новый период, точнее, новая книга, которая бы продолжила во втором томе эту традицию – пока еще не существует, она не написана. И кто будет писать ее?..
Н.О. Лосский был настоящим, или, правильнее, "чистым", академическим философом, в отличие, например, от философа-публициста Н. Бердяева или поэта-философа В. Иванова. Его имя до революции было знакомо всем. Еще когда в Санкт-Петербургском университете он учился на физико-математическом и историко-филологическом факультетах, то стал известен из-за того, что был исключен в 1887 году из Витебской классической гимназии за пропаганду атеизма (после чего провел два года в эмиграции в Вене, Берне и даже стал «авантюристом поневоле» – короткое время служил в иностранном легионе в Алжире!). Поразительно, но уже после 1917 года, когда в советский период он станет преподавать в том же университете, то будет отстранен от работы за свои... христианские убеждения.
Родился он в Витебской губернии в декабре 1870 года. Университетское образование, после исключения в Санкт-Петербурге, он получил в Берне. После окончания университета не спеша написал и защитил в 1903 году диссертацию "Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма", и сразу же был признан подающим большие надежды ученым.
Через три года он выпустил труд "Обоснование интуитивизма", заявив себя одним из основоположников этого направления в философии. Всю жизнь после этого он придавал громадное значение интуиции, как источнику познания мира и тем самым разбивал "гордиев узел", столетия мучивший мыслителей всего мира.
Книга "Обоснование интуитивизма" легла в основу его докторской диссертации, защищенной в 1907 году и позднее, еще до октября 1917 года переведенной на английский язык. Теперь, преподавая в том же Санкт-Петербургском университете и одновременно на высших Бестужевских курсах, Н.О. Лосский обретает своих сторонников и последователей. Его кафедра становится людной и притягательной. Перемены в политической жизни России, происходившие год от года, не мешали ему развивать свою теорию.
В 1920-е годы популярность Н.О. Лосского среди студентов-философов еще более возрастает. И вполне естественно, что когда в 1922 году в правящих верхах "созрела" идея высылки наиболее талантливых и глубоких "противников" марксистско-ленинской идеологии не только в политической, но и в общефилософской сфере, Николай Онуфриевич попадает в их число.
Так, в 1922 году он вынужден был покинуть свою родину. Покинуть навсегда.
Вместе с ним покинули родину и его труды. И по сей день все основные работы Н.О. Лосского публикуются во многих странах мира, но не в России, они переведены на английский, немецкий, французский языки.
Тогда рушилась не только его устоявшаяся жизнь и научные планы, но и формировавшаяся вокруг него школа. Вдали от родины он если и имел единомышленников, но все же оставался в некотором одиночестве, общаясь с миром через книги. Его слушали, ему внимали, его лекции конспектировали, но, увы, к нему не "прилеплялись", ученики уходили своей дорогой. Одним из редких и самых именитых последователей стал, создавший, правда, и свою систему - С.Франк, а позднее - С.Левицкий.
В эмиграции в течение двух десятилетий Н.О. Лосский живет в Праге, где преподает философию в Русском университете, переезжает в Братиславу, позднее, в 1945-м году - в Париж, а через год поселяется на долгое время в США у младшего сына Андрея. Здесь он вместе с Г.П. Федотовым преподает в Нью-Йоркской Духовной академии Св. Владимира, а затем, наконец, переезжает в Лос-Анджелес.
Другой его сын - Владимир - для русской религиозной философии и богословия был человеком не менее известным. Его долгое время пренебрежительно называли "апологетом мистицизма". Однако не так отнеслась к нему Русская Православная Церковь. В 1972 году наследию В.Н. Лосского был отдан 8-й том "Богословских трудов", увидевших свет в издательском отделе Московского патриархата.
Владимир был выслан из России одновременно с отцом. Ему было тогда 19 лет. Затем он окончит Сорбонну, станет преподавать богословие в Париже и долгие годы будет действенно руководить известным Содружеством преподобного Сергия Радонежского и почитаемого в англиканской церкви св. Албания.
Незадолго до кончины в 1958 году Владимир Николаевич держал в руках уже изданную новую книгу своего отца - "Характер русского народа". Выпущена она была во Франкфурте-на-Майне в 1957 году.
Среди множества трудов Н.О. Лосского, а только книг, не считая сотен разных статей, у него почти два десятка, таких, как "Логика" (1924), "Свобода воли" (1925, "одной из лучших книг по этому вопросу" назвал ее Н.Бердяев в своей рецензии в январском номере "Пути" за 1927 год), "Ценность и бытие" (1931), "Типы мировоззрений" (1931), "Диалектический материализм в СССР" (1934), "Бог и мировое зло" (1941), "Достоевский и его христианское миропонимание" (1953) и уже упомянутая нами "История русской философии", среди всех этих работ книга с заинтриговывающим заголовком "Характер русского народа" занимает особое место.
Этой теме посвящали свои работы многие мыслители. Словно бы наступал такой период в их жизни и творчестве, когда она требовала осмысления и, в первую очередь, с высоты немалого жизненного опыта. Также как и Н.А. Бердяев, ставший писать свою "Русскую идею" в последние годы жизни, Н.О. Лосский начал работу над книгой о "русском", когда ему было уже за 80, когда он находился в Америке, на другом конце земного шара - в самой далекой точке от родины.
Свою задачу он определил сам, исходя из собственной персоналистической концепции:
"В своих заметках я буду иметь в виду душу отдельных русских людей, а не душу русской нации, как целого, или душу России, как государства. Согласно метафизике иерархического персонализма, которой я придерживаюсь, каждое общественное целое, нация, государство и т.п., есть личность высшего порядка: в основе его есть душа, организующая общественное целое так, что люди, входящие в него, служат целому, как органы его. Философ и историк Л.П. Карсавин называет такое существо симфоническою личностью... Конечно, некоторые свойства лиц, входящих в общественное целое, принадлежат также и самому этому целому. Поэтому иногда я буду говорить не только о характере русских, но и о характере России, как государства".
Н.О. Лосского интересует и религиозность русского народа, и его способность к высшим формам опыта, он рассматривает такие трудно уловимые категории, присущие человеку и нации, как чувство и воля, свободолюбие, народничество, доброта, даровитость, мессианизм и миссионизм, нигилизм, раскольничество и многие другие.
С гневом и болью автор отзывается о работах тех западных историков и философов, которые не только не видели в России и русских людях ничего интересного и особо выдающегося, но и с неприязнью говорили о них. Последовательно и точно, с присущей философу скрупулезностью прорабатывает он труды своих предшественников и современников, пытается вычленить зерно своих основных выводов. А потому сегодня они звучат более чем актуально.
Книга Н.О. Лосского - это и вопрос и ответ одновременно. Размышляя, автор не убеждает и не утверждает. Ибо нет ничего более ошибочного, по его мнению, как догматические аксиомы. Интуиция - его путеводный маяк. Он философски осмыслял и прогнозировал процессы, которые происходили в обществе его времени и могли происходить в ближайшем будущем. Размышляя о роли сословий в жизни государства, он дал весьма поучительную оценку роли интеллигенции, которая в наши дни заслуживает особого внимания:
"Борьба против мещанства, т.е. против буржуазного умонастроения и строя жизни, ведется русскою интеллигенциею во имя достоинства индивидуальной личности, во имя свободы ее, против подавления ее государством или обществом, против всякого низведения ее на степень лишь средства... Получение высшего образования в университетах и технологических институтах не было в России привилегиею богатых людей. Русский бытовой демократизм содействовал обилию стипендий и помощи студентам со стороны обществ при университетах. Поэтому русская интеллигенция была внесословною и внеклассовою. Не будь войны 1914 года и большевистской революции, Россия, благодаря сочетанию бытовой демократии с политическою, выработала бы режим правового государства с большею свободою, чем в Западной Европе".
Последние утверждения Н.О. Лосского кажутся чересчур смелыми и решительными, но в них выразилась его вера в потенциальную возможность выхода из всех кризисов, потрясающих страну, вера, высказанная им в заключительных строках труда, написанного более тридцати лет назад, но адресованного прямо в день сегодняшний:
"Большевистская революция есть яркое подтверждение того, до каких крайностей могут дойти русские люди в своем смелом искании новых форм жизни и безжалостном истреблении ценностей прошлого. Поистине Россия есть страна неограниченных возможностей... К тому же русские люди, заметив какой-либо свой недостаток и осудив его, начинают энергично бороться с ним и благодаря силе своей воли, успешно преодолевают его"...
Николай Онуфриевич Лосский создал не только собственную законченную философскую систему, но и, осмелимся сказать - свой стиль изложения мыслей. К его работам даже применяли "шопенгауэровское" определение - "блестящая сухость". Суть же его системы сводилась по его словам к "органическому идеал-реализму", который Н. Бердяев называл "своеобразной формой интуитивизма" или "критическим восстановлением наивного реализма".
Н.О. Лосский не был "литературным" мыслителем, хотя его творения - прекрасный образец философского языка. Но он все же написал вполне "литературную" книгу - "Характер русского народа" - читаемую легко от начала до конца с большим интересом. Конечно же, из нее одной невозможно выявить его основные философские и историко-культурные взгляды. Но, думается, она как нельзя лучше представляет нам одного из замечательных мыслителей ныне столь заметного и возрождающегося у нас в стране направления в духовной культуре.
Примечание
Эта статья была напечатана впервые в качестве предисловия к книге «Н.О. Лосский. Характер русского народа. В 2-х книгах. М., Ключ, 1990. Репринт издания: Франкфурт-на-Майне, Посев, 1957.». Её сразу же перепечатала парижская газета «Русская мысль» (30 ноября 1990 г., с. 11). Однако во время публикации случился казус. Редакция решила украсить полосу газеты фотографией Н.О. Лосского. А так как лицо профессора не очень было известно, ведь он прожил жизнь вдалеке от шумных компаний и прессы, то никто и не заметил, как в вышедшей газете появилось фото чем-то напоминающее философа, но все-таки – совершенно другого, неизвестного человека.
На это сразу же откликнулись родственники Лосского, в частности его сын – Борис Николаевич Лосский, проживавший в Париже. «Русская мысль» приняла его письмо, опубликовала и принесла свои извинения за случайную ошибку. В продолжение данной публикации привожу цитату из выступления Б.Н. Лосского (№ 3857, «Русская мысль», 7 декабря 1990 г., с. 18) и ответ на него редакции газеты.
«Спешу выразить редакции «Русской мысли», позволю себе сказать - нашей газеты, чувство радости, которое во мне вызвало появление на 11-й странице ее номера от 30 ноября содержательной, серьезной и сердечной статьи её московского автора Константина Ковалева, посвященной 120-летию со дня рождения моего отца, Николая Онуфриевича Лосского, статьи, которая приносит яркое и утешительное свидетельство, что российская вольнолюбивая интеллигенция восстает от более чем полувековой летаргии.
Но, увы, прежде чем прочесть ее так удачно найденный заголовок (уже тогда статья называлась «Всё имманентно всему». – К.К.), я был сражен портретом, ничего общего с наружностью отца не имеющим. Вероятно, это фотография какого-то декадента начала века, обладателя «художественного галстуха бантом», каких мой отец никогда не носил, это ему не могло бы прийти в голову.
Потому полагаю, что поступлю не только на пользу памяти отца, но также помогу газете и ее читателям, «в отечестве и рассеянии сущих», если попрошу редакцию газеты воспроизвести на ее страницах прилагаемую фотографию.
С совершенным почтением
Борис Лосский».
Публикация - Константин Ковалёв-Случевский
