В ходе кестонских полевых исследований нашей команде часто приходилось наблюдать и обсуждать и православные детские дома, и государственные (т. к. различные религиозные организации часто помогают разными способами государственным детским домам). И материалы СМИ, и наши личные встречи и беседы в разных концах страны говорят о неблагополучии в деле содержания, образования и воспитания многочисленных российских сирот. Тем не менее, долгое время мы не считали себя вправе высказываться на эту тему, считая себя недостаточно компетентными.
Однако запланированный случай - знакомство с работой протоирея Андрея Воронова, возглавляющего православный детский дом в Ковалеве под Нерехтой (официальное название - «Негосударственное образовательное учреждение Ковалевский детский дом»), подвигло меня рискнуть взяться за эту тему. И принципы отца Андрея, и их практическое исполнение представляются полным и убедительным ответом на большинство вопросов, связанных с сиротской проблемой.
Среди людей знакомых с церковной работой православных с сиротами распространено мнение о том, что детский дом основанный отцом Андреем – лучший православный детский дом в России. После убийственной и справедливой критики работы с детьми в Боголюбском монастыре Владимирской области, к которой и «Русское ревью» приложило свою руку (Сергей Филатов. Владимиро - Суздальское монастырское царство.- «Русское ревью», № 42), а также критических материалов о некоторых других церковных инициативах, возникает желание рассказать, как работа с беспризорными детьми может быть сделана хорошо.
Успех дела отца Андрея невозможно представить как результат удачи чисто технологического, менеджерского решения. Его личность, его жизненный путь – важная составляющая успеха. Андрей Воронин – коренной москвич. Во время учебы на географическом факультете МГУ Андрей Воронин увлекался мистическими восточными учениями. Случайно прочел Евангелие, и это изменило его жизнь. Тайно крестился в храме Всех Святых на Соколе и примкнул к кружку последователей священника Дмитрия Дудко. После окончания университета со специальностью гляциолога по распределению работал в Магадане. Затем три года проработал на Кавказе. Там познакомился и общался с пустынниками, проживавшими в тайных скитах нелегально. Постепенно в нем крепло желание стать священником. В 1988 году он отказался от успешной карьеры гляциолога и поступил в Троице-Сергиеву семинарию. Однако ему хотелось как можно скорее служить литургию. Он был рукоположен, перешел в заочники и уехал священником в глухие лесана севере Костромской области, в село Горелец. Там он организовал общину, состоявшую в основном из выпускников естественнонаучных факультетов МГУ. После того, как в маленькой и сплоченной общине было рукоположено еще два священника, костромской архиепископ Александр категорически заявил, что он не может позволить трем высокообразованным священникам продолжать служить для общинки человек в двадцать при крайнем дефиците духовенства в епархии.
Отец Андрей был направлен служить в город Нерехту, и вскоре был назначен нерехтским благочинным. Нерехта до 1992 г.была относительно развитым промышленным центром, в ней работало несколько заводов. В 1992 г., когда отец Андрей приехал в этот город, все заводы обанкротились. Город представлял собой удручающую картину тотальной социальной деградации. Безысходность, отсутствие всяких перспектив, всеобщее пьянство и нищета, распад семей. Больше всего сердце нового священника тронула картина стай брошенных детей, бесцельно слоняющихся по городу. Отец Андрей воспринял проблему брошенных детей как самую важную и решил создать детский дом. В первые годы работы над проектом отец Андрей не имел поддержки со стороны епархиального начальства, архиепископ Александр сильно опасался, что детский дом будет требовать значительных средств из епархиального бюджета и будет для него разорительным. Только когда архиерей убедился, что отец Андрей не будет просить денег, он стал морально поддерживать ковалевское начинание.
Отец Андрей пришел к выводу, что, не имея подходящего здания и гарантированного материального обеспечения, нельзя брать на себя ответственность за детей. Он нашел спонсоров среди своих друзей по учебе в МГУ, ставших успешными бизнесменами, и западных фондов (в первую очередь Конгресса русских американцев). Со временем детский дом стал получать частичное финансирование от департамента образования (которое никогда не превышало 35% бюджета). В 1996 г. здание было готово, первые воспитанники его заселили. С самого начала детский дом в Ковалево отвечал самым высоким стандартам. Жилищные условия, оборудование, нормы питания соответствуют европейским образцам. Детей возят в школу в Нерехту, но в самом Ковалево с ними занимаются педагоги, психиатр, дефектолог, репетиторы по основным предметам. Вместе со специалистами отец Андрей разрабатывает для каждого ребенка программу преодоления умственного и эмоционального отставания, психологической коррекции. Отец Андрей организует детские летние лагеря, байдарочные и парусных походы, а также поездки детей в горы, в том числе и на Эльбрус с восхождением на многотысячную высоту. Такие критические условия, утверждает о.Андрей, помогают подросткам освободиться от многих психологических комплексов и недостатков своего развития, почувствовать себя полноценными личностями и развить чувства солидарности и взаимопомощи.
Отец Андрей уверен, что в детских домах следует моделировать семью. В настоящее время в детском доме дети живут в комнатах по три человека со специальным педагогом, круглосуточно заменяющим им родителей.
В зависимости от финансовых возможностей число воспитанников постоянно колеблется от 25 до 60. Жилищные условия позволяют содержать до 80 детей, но на это никогда не хватало средств. В Ковалевский детский дом принимают детей с 4 лет, только мальчиков. Под давлением некоторых феминистски настроенных американских спонсоров несколько лет назад отец Андрей принял нескольких девчонок, о чем сильно жалел. Сиротская сексуальная распущенность, приобретенная детьми еще до попадания в детский дом, создавала массу дополнительных проблем. Ценой огромных усилий отец Андрей сумел устроить всех этих нескольких девчонок в приемные семьи и с тех пор ни за что не соглашается на прием воспитанников женского пола.
К привлечению в церковную жизнь детей отец Андрей подходит очень деликатно. Принуждением у детей легко вызвать лицемерную, напускную религиозность, которая только способствует лживости. В соответствии с представлениями отца Андрея, привлечение в Церковь воспитанников носит мягкий, необязательный характер. Однако «дети коллективисты: вновь прибывшие видят, что старшие молятся и участвуют в богослужении; рано или поздно они начинают подражать старшим. Роль воспитателей в этом деле должна быть минимальной».
Подход к решению сиротских проблем отца Андрея в значительной степени избегает недостатков, свойственных большинству как государственных, так и церковных детских домов. Отец Андрей критичен по отношению к «мелочному, бессмысленному, а иногда и вредному регламентированию жизни детских домов со стороны государства». Государство много запрещает, много указывает, но полное исполнение этих запретов и предписаний совсем не формирует ответственной, развитой, активной и моральной личности. Требования формальны, но соблюдение этой формы не приводит к появлению содержания. Особенное недоумение вызывает у отца Андрея запрет привлекать воспитанников к труду, отчего «они вырастают лентяями с психологией потребителей».
При ковалевском детдоме существуют ферма крупного рогатого скота, свиноферма, птичник, большой огород. К развитию этого подворья привлечены профессионалы-специалисты.
Отец Андрей отмечает и типичные недостатки, православных приютов и детских домов. Церковные активисты часто берутся за работу с беспризорниками не будучи готовы к этому ни материально, ни профессионально. Не обладая достаточными средствами, православные иногда обрекают детей на жизнь в неприемлемых условиях, даже в тех случаях, когда они любят детей и профессионально подготовлены. Материальную необеспеченность нельзя преодолеть энтузиазмом.
Православные организаторы детских приютов иногда пытаются превратить свои учреждения в закрытые гетто, в которых задача воспитания глубоко православных людей подминает все остальные образовательные и воспитательные задачи. Из этого ничего хорошего не получается. Дети вырастают ущербными, да и добрых христиан из них не получается. С раннего детства детей призывают отрекаться от мира, а они даже не знают, что это такое – «мир». А когда они этот «мир» рано или поздно увидят, все увещевания пойдут прахом. Весьма дискуссионный вопрос – монастырские детские дома и приюты. Приют по канону не может находиться на территории монастыря. В большинстве своем наше современное монашество имеет смутные представления о том, как следует воспитывать детей. Монастырь успешно может содержать детский дом, духовно опекать его. Но основная ответственность и основная работа должна осуществляться светскими специалистами. В 90-е и нулевые годы в церковных учреждениях «дети в 2/3 случаях не были защищены по всем позициям».
По мнению отца Андрея, наибольших успехов в работе с детьми РПЦ достигла в организации летних детских лагерей, многие из которых могут служить образцом для светских организаторов детского отдыха на природе.
Отец Андрей – не только директор детского дома, но и благочинный Нерехты. И в этой своей работе он также, естественно, много внимания уделяет «детскому вопросу». Организованные им ежегодные Свято-Пахомиевских чтения в Нерехте, привлекают внимание местной общественности и администрации района к проблемам воспитания детей и православного просвещения. При его участии в Нерехте осуществляется несколько просветительских и социальных проектов, самый интересный из которых – центр «Отрада». Этот центр представляет из себя церковное общежитие–коммуну для выпускников детских домов, обучающихся в двух ПТУ Нерехты. Таким образом Церковь не оставляет выпускников детских домов на произвол судьбы и помогает им вступить во взрослую жизнь.
У многих православных детских домов и приютов есть серьезные недостатки, но есть и очень успешные примеры работы с беспризорниками. Если РПЦ будет последовательно распространять положительный опыт и решительно искоренять такие порочные явления, как «приют» в Боголюбском монастыре Владимирской области, то она теоретически сможет создать достойную альтернативу государственной системе.
Госдума на заседании в среду приняла поправку о введении запрета на усыновление детей из России американцами.
Событие комментирует протоиерей Андрей Воронин, настоятель Преображенского храма в пос. Нерехта Костромской области, директор Ковалевского детского дома для мальчиков, член Патриаршей комиссии по семье:
Так называемый «ответ на акт Магнитского», по моему мнению, дешевая пиар-акция. Полностью политическая инициатива, причем позорная для России. Словно нужно было ждать какого-то «акта», вместо того, чтобы решить проблему, связанную с усыновлением детей иностранцами!
А решать нужно было давно. Либо запрещать усыновление, либо находить понимание с американцами в плане усыновления русских детей. Тем более, что вина за то, что усыновленные дети страдали, полностью лежит на российской стороне, а не на американской. Это мы теряли контроль над уезжавшими детьми! Мы сами выстроили безобразную систему, которая была стыдом и позором России. Давно и неоднократно с тревогой заявлялось, что необходимо пересмотреть взаимоотношения с США в этом вопросе. А теперь эти отношения взяли и порвали. Выход очень простой, но нелицеприятный.
Несмотря на случаи издевательств над российскими детьми, огромное количество детей получили путевку в люди в той же Америке. И главное – инвалиды, дети, которые здесь были обречены на совершенно непонятное существование и раннюю смерть. Там они были прооперированы, протезированы, вылечены и великолепно социализируются. И таких детей очень много. Теперь одним росчерком пера их лишили такого шанса.
Почему не приводится статистика о том, сколько детей было замучено в наших российских семьях усыновителей? А она говорит сама за себя. И об отношении государства к детям-сиротам, их устройству, отслеживанию их судеб. Ребенок вообще сам по себе очень уязвим, а официальные сироты и полусироты – самая незащищенная часть общества. То, в каком состоянии они находятся, характеризует наше государство.
И мало что меняется у нас в стране. Всю систему государственных детских домов нужно было реформировать давным-давно. А не так, как поступают сейчас: давайте все дома закроем, а всех детей отдадим в приемные семьи. Но ведь существует огромное количество детей, которых никто никогда не возьмет в приемные семьи и не усыновит. Вот у меня, например, в детском доме несколько детей таких проживают. Будут их усыновлять? Не нужны такие дети никому. Тем более, если их много, допустим – четверо братьев, один из которых инвалид. Одного, двух еще может, возьмут. А четверых, разновозрастных, с большим разбросом по возрасту? Вряд ли.
Поэтому нужно совершенно четко понимать, что детские дома были, есть и будут. Почему бы не пересмотреть отношение к ним? Нужно изменить всю систему. А у нас все пущено на самотек. Отдали эту проблему на регионы.
Во-первых, в приемные семьи всех не отдадите, во-вторых есть такие детские дома, где отношение лучше, чем в приемных семьях. Это детские дома семейного типа — очень удачные, где детям хорошо, гораздо лучше, чем в приемных семьях. Там замечательная, теплая атмосфера. Дети получают педагогическое сопровождение и начальное профессиональное образование и массу таких преимуществ, которые не даст приемная семья. И наоборот — знаем огромное количество ужасных ситуаций в приемных семьях.
По статистике больше 50% приемных детей возвращаются обратно в детские дома. Вот у нас сейчас подавляющее большинство поступающих детей — это те, которые уже имели опыт приемной семьи.
Проблему сирот должны решать не сидящие в думах теоретики, а практики – на примерах детских домов.
Записал Артем Левченко
Протоиерей Андрей Воронин – родился в 1959 г. в Керчи. Окончил Географический факультет МГУ им. Ломоносова (1985) по специальности «Гляциология», Духовную Семинарию (1989). Работал в Магаданской области, на Шпицбергене, на Кавказе. Директор Ковалевского детского дома в селе Ковалево под Нерехтой в Костромской области. Создатель Детского Экстремального Проекта.
Священник, распахивающий объятия
Впервые в Серафимовский храм я попал будучи студентом Санкт-Петербургской духовной семинарии. И увидел удивительно живого, очень опытного и мудрого священника, который говорил зажигательные проповеди о любви к России и о православной вере, духовной жизни. Ну и, конечно, было еще удивительно, что священник с таким опытом. Обычно мы видим наоборот: заслуженные протоиреи, они как-то особняком держатся, а тут он наоборот распахивал свои объятия, молодых священников всегда приглашал сослужить с ним на службе. Беседовал, учил нас, как правильно поступать в тех или иных обстоятельствах. И, конечно, все это не могло не произвести на меня впечатление. И я прилепился к батюшке. Потом уже после окончания духовной семинарии из своей епархии, из Ивановской тысячу километров приезжал сюда, специально, чтобы побыть с ним, чтобы напитаться этой удивительной атмосферой Серафимовских служб, слушать прекрасное пение хора, постоять рядом с батюшкой за престолом, послушать его мудрого совета или наставления. Ну и, конечно же, батюшка мне всегда говорил: «Не можешь приехать - позвони мне, и если нужно что-то - спрашивай». Мы, конечно, с матушкой часто звонили батюшке. А пробиться к нему было по телефону невозможно. До двенадцати часов его телефон был всегда занят. То есть я так понимаю, что со всей России люди звонили. И из-за границы, чтобы спросить его мудрого совета.
И мы так же ему позвонили, услышав, что он заболел. И говорим: «Батюшка, так хочется с вами повидаться, как бы нам вас увидеть?». И он отвечает: «Знаете, еще десять дней не приезжайте, я буду в больнице лежать. А десятого февраля вы ко мне приедете».
И вот мы приехали с супругой десятого февраля, оказалось на девятый день. Как раз Господь сподобил послужить Божественную литургию. И прийти на могилку дорогого батюшки, чтобы почтить его святую память.
Мы в нашем храме всегда поминаем батюшку, хотя многие мои прихожане только с моих слов его знали, но всегда меня посылали - поедешь в Питер, спроси отца Василия, что делать. Я привозил записочки от многих людей. Потом батюшка писал некоторым письма, некоторым просто на словах отвечал. И очень трудно было служить литургию, поминать отца Василия за упокой, потому что обычно он у нас всегда в числе первых о здравии был. Ну что же делать, все мы смертны, и Господь забрал нашего дорогого батюшку. Надеюсь, что он остался с нами и слышит наши молитвы. И будем так же приходить на могилку. Брать его благословение на всякие наши дела.
Протоиерей Андрей Воронин, настоятель храма Архангела Михаила в с. Михайловском и настоятель храма во имя Федоровской иконы Божией Матери в г. Иваново
Как-то летом, в начале девяностых, в один из приездов Владыки в Москву, к нему пришел познакомиться гренадерского вида молодой священник. И сразу в карьер предложил Владыке послужить у него на приходе. Владыка, как всегда, не заставил просить себя дважды. А я понял, что у нас начинаются очередные проблемы.– А где приход-то твой? – спросил я, мрачно оглядывая молодого батюшку.
По моему тону гренадер понял, что я ему здесь не союзник.
– Недалеко! – неприветливо сообщил он мне.
Это был обычный ответ, за которым могли скрываться необозримые пространства нашей бескрайней Родины.
– Вот видишь, Георгий – недалеко! – попытался успокоить меня Владыка.
– Не очень далеко… – уже не так бойко уточнил гренадер.
– Говори, где? – сумрачно сказал я.
Батюшка немного замялся.
– Храм восемнадцатого века, таких в России не сыщешь! Село Горелец… Под Костромой…
Мои предчувствия начинали сбываться.
– Понятно! – сказал я. – А от Костромы сколько до твоего Горельца?
– Километров сто пятьдесят… Точнее, двести… – честно признался батюшка. – Аккурат между Чухломой и Кологривом.
Я содрогнулся. И стал прикидывать:
– Четыреста километров до Костромы, потом еще двести… Кстати, Владыка, вы хоть немного себе представляете, какие там дороги – между Чухломой и Кологривом? Слушай, батюшка, а от костромского архиерея у тебя благословение на служение Владыки есть? – ухватился я за последнюю надежду. – Ведь без благословения ему в чужой епархии служить нельзя!
– Без этого я бы и не подходил, – заверил меня гренадер. – Все благословения у нашего архиерея уже получены.
Таким вот образом Владыка Василий и очутился на глухой дороге по пути к затерянной в костромских лесах деревушке. Отец Андрей Воронин, так звали гренадера, оказался замечательным тружеником-священником, каких много пришло в Церковь в те годы. Выпускник МГУ, он восстанавливал разрушенный храм, создал приход, школу, прекрасный детский лагерь. Путь до его деревни был действительно долог, так что спутники успели изрядно устать.Неожиданно машина остановилась. На дороге буквально несколько минут назад произошла авария – грузовик на всей скорости столкнулся с мотоциклом. На земле в пыли лежал мертвый мужчина. Над ним в оцепенении стоял юноша. Рядом курил понурый водитель грузовика.
Владыка и его спутники поспешно вышли из автомобиля. Но помочь уже ничем было нельзя. Мгновенно ворвавшееся в наш мир торжество жестокой бессмысленности и картина непоправимого человеческого горя подавили всех без исключения людей, оказавшихся в эту минуту здесь, на дороге.
Молоденький мотоциклист, зажав в руках шлем, плакал – погибший был его отцом. Владыка подошел и обнял молодого человека за плечи.
– Я священник. Если ваш отец был верующим, я могу совершить нужные для его души сейчас молитвы.
– Да, да! – начиная выходить из оцепенения, подхватил молодой человек. – Он был верующим! Сделайте, пожалуйста, все что надо! Отец был православным. Правда, он никогда не ходил в церковь – все церкви вокруг посносили... Но он всегда говорил, что у него есть духовник! Сделайте, пожалуйста, все как положено!
Из машины уже несли священнические облачения. Владыка не удержался и осторожно спросил молодого человека:
– Как же так получилось, что ваш отец не бывал в церкви, а имел духовника?
– Да, так получилось... Отец много лет слушал религиозные передачи из Лондона. Их вел какой-то отец Владимир Родзянко. Этого батюшку папа и называл своим духовником. Хоть сам никогда в жизни его не видел.
Владыка заплакал и опустился на колени перед своим умершим духовным сыном.
Странствия… Далекие и близкие, они воистину благословенны для учеников Христовых, потому что и Бог был Странником! Да и сама жизнь Его – странствие. Из горнего мира – к нам, на грешную землю. Потом – по холмам и долинам Галилеи, по знойным пустыням и людным городам. По потемкам человеческих душ. По сотворенному Им миру, среди людей, забывших, что они – Его дети и наследники.
Быть может, Владыка так любил странствия еще и потому, что в путешествиях, среди неожиданностей, а иногда и опасностей, он чувствовал особое присутствие Божие. Недаром за каждой службой Церковь особо молится о «плавающих и путешествующих». Потому-то и в этой скромной книге немало историй, связанных с дорогой. Сколько же поразительных, а иногда и совершенно неповторимых событий совершалось во время странствий!Скажу честно, мы пользовались кротким, беспрекословным послушанием Владыки. В тысяча девятьсот девяносто втором году мы с Вячеславом Михайловичем Клыковым и нашим замечательным старшим другом, академиком Никитой Ильичом Толстым, председателем Международного фонда славянской письменности, подготовили большое паломничество целой делегации в Святую Землю, чтобы впервые привезти в Россию Благодатный огонь. После пасхальной ночи в Иерусалиме, паломники должны были направиться автобусом в Россию, провозя Благодатный огонь через православные страны, находящиеся на пути – Кипр, Грецию, Югославию, Румынию, Болгарию, Украину, Белоруссию, и так до самой Москвы.
Это сейчас Благодатный огонь в самолетах каждый год везут во многие города прямо к пасхальной службе. А тогда, в первый раз, было очень много забот, чтобы устроить это путешествие. Продолжаться оно должно было целый месяц. Святейший Патриарх Алексий направил в эту поездку двух архимандритов – Панкратия, нынешнего епископа и наместника Валаамского монастыря, и Сергия, который вскоре был назначен архиереем на Новосибирскую кафедру.
Одной из участниц паломнической группы должна была стать дочь маршала Жукова, Мария Георгиевна. Но прямо накануне отъезда она расхворалась. Надо было срочно найти человека, который смог бы поехать вместо нее. Сложность заключалась в том, что за столь короткий срок визы, да еще сразу для множества стран, сделать было совершенно невозможно. И тогда мы снова вспомнили о Владыке Василии, который как раз в тот день объявился в Москве.
К стыду нашему, признаюсь, мы как-то не задумывались, что Владыке, которому к тому времени исполнилось уже семьдесят семь лет, будет совсем непросто целый месяц жить в автобусе и что у него какие-то дела в Москве. Главным для нас было то, что Владыка, без сомнений, согласится, и, что все вопросы с визами решатся сами собой: Владыка был гражданином Великобритании и с его паспортом во всех странах, находящихся на пути следования, проблем не возникало. К тому же, с участием Владыки Василия паломничество обретало такого духовного руководителя, о котором можно было только мечтать! Мы даже пожалели, что раньше не вспомнили о нем. В довершение ко всему Владыка, в отличие от других участников паломничества, знал кроме английского, немецкого и французского языков, еще и сербский, греческий, болгарский и немного румынский. Святейший Патриарх Алексий благословил его возглавить паломническую группу, что переполнило Владыку радостью и чувством чрезвычайной ответственности.
(К слову сказать, со здоровьем Владыки, слава Богу, все прошло благополучно. Один из участников поездки, Александр Николаевич Крутов, каждый день перевязывал ему больные ноги и следил, чтобы он не забывал принимать лекарства. В общем, по словам самого Владыки Василия, ухаживал за ним как родная мать.)
А тогда, перед отъездом, помню, мы молниеносно собрали архиерея и с облегчением отправили в далекий путь. Все наши проблемы были решены!
Зато они начались, когда паломники стали пересекать государственные границы. Делегация должна была проходить пограничный контроль строго по групповой визе, загодя оформленной на всю группу. В эту визу была вписана Мария Георгиевна Жукова. И никакого епископа Василия (Родзянко) в ней не значилось.Началось все с Израиля, который славится своей лютой дотошностью в пограничных и таможенных делах. В аэропорту работники израильских спецслужб сразу отделили необычную группу из России в отдельное место и стали вызывать всех по именам. Пока речь шла об архимандрите Панкратии, об архимандрите Сергии, об Александре Николаевиче Крутове и о других, проблем не возникало. Но когда назвали имя Марии Георгиевны Жуковой, то вместо нее встал Владыка Василий. Он приветливо улыбнулся израильскому агенту и поклонился.
– То есть как? – не понял агент. – Я назвал имя Марии Георгиевны Жуковой.
– Мария Георгиевна Жукова – это я! – простодушно ответил Владыка.
– То есть как – вы? – опешил агент. – Вы кто?
– Я?.. Я – русский епископ Василий!
– Мария Георгиевна Жукова – русский епископ?! Здесь не место для шуток! Как ваше имя?
– По паспорту или…
– Конечно, по паспорту! – фыркнул агент.
– По паспорту – Владимир Михайлович Родзянко.
– Жукова, Василий, Родзянко?.. Да откуда вы взялись?
– Вообще-то я живу в Америке… – начал рассказывать Владыка.
– Сейчас мы вам все объясним! – попытались было вмешаться в разговор остальные члены делегации.
Но агент резко оборвал их:
– Попрошу посторонних помолчать!
И снова грозно обратился к Владыке.
– Так значит, вы говорите, что вы русский епископ, но живете, почему-то в Америке? Предъявите ваш паспорт!
– Прошу вас! Только не волнуйтесь так, пожалуйста! – Владыка был весьма огорчен, что стал причиной переживаний для этого молодого человека. Он протянул ему документ и сразу уточнил: – Правда, паспорт у меня великобританский...
– Что-о? – взвился от возмущения агент и затряс перед лицом Владыки групповой визой. – А в этом документе, кем вы значитесь?!
– Как вам сказать? – проговорил Владыка, сам удивляясь себе. – Дело в том, что в этом документе я – Мария Георгиевна Жукова.– Хватит! – заорал агент. – Сейчас же отвечайте, кто вы?
При всей своей кротости, Владыка не любил, когда на него кричат.
– Я – русский священник, епископ Василий! – с достоинством произнес он.
– Епископ Василий? А кто же тогда Владимир Родзянко?
– Это тоже я.
– А Мария Георгиевна Жукова?
– И Мария Георгиевна – тоже я, – развел руками Владыка.
– Так!.. Вы - русский епископ. А живете?..
– Живу в Америке.
– А паспорт?
– А паспорт у меня британский.
– А здесь?..
– А здесь я – Мария Георгиевна Жукова.
Такая картина повторялась на каждой границе.
Но, несмотря на все эти мытарства, Владыка Василий был совершенно счастлив! И тому, что ему удалось исполнить свою мечту – помолиться на Пасху у Гроба Господня. И тому, что он, после стольких лет расставания, смог побывать в своей любимой Югославии. И тому, что он так хорошо исполнил данное ему важное послушание и возглавил паломничество в Святую Землю. И тому, что в Москве, в праздник святых Кирилла и Мефодия, он смог прошествовать крестным ходом рядом с Патриархом Алексием из Успенского собора Кремля на Славянскую площадь, торжественно неся перед собой скляницу с горящим в ней Благодатным огнем.
Хотя Владыка никогда и не декларировал этого, но сослужить службу России и Русской Церкви – было заветной целью его жизни. Так его воспитали. Однажды удалось договориться на Первом канале Центрального телевидения записать цикл телепередач – бесед о Боге и Церкви, о древних русских святых, о новомучениках, о России и русской эмиграции. Владыка Василий был уже нездоров, но сразу примчался в Москву и из последних сил, день и ночь работал над этими передачами. Они стали первыми подобного рода беседами на советском тогда еще телевидении. Эти передачи вызвали небывалый интерес у зрителей и потом повторялись еще несколько раз. Где бы Владыка после этого не появлялся, обязательно находилось немало людей, которые выражали ему признательность за то, что обрели веру благодаря его беседам на телевидении. Для Владыки такие свидетельства были самой высшей наградой.Многое из церковной истории двадцатого века по-новому открывалось нам из рассказов Владыки. Как-то в его присутствии завели спор на популярную тогда тему – о епископате советского времени. Некоторые высказывания были даже не просто осуждающими, а злобными и враждебно-ядовитыми. Владыка молча слушал спорящих. Когда же бесстрашные судьи русских архиереев обратились к нему за само собой разумеющейся, как им казалось, поддержкой, Владыка просто рассказал одну давнюю историю.
В начале шестидесятых годов к нему, тогда еще священнику, прямо на лондонскую квартиру приехал митрополит Никодим, председатель Отдела внешних церковных сношений. Для беседы, которая им предстояла, обоим, и митрополиту и отцу Владимиру, пришлось лечь на пол, чтобы филеры, которые нигде не выпускали из вида митрополита Никодима, не смогли записать разговор через оконное стекло.
Владыка Никодим шепотом рассказал отцу Владимиру, что советские власти со дня на день собираются закрыть Почаевскую лавру, а иерархи на Родине уже исчерпали все возможности, чтобы помешать этому. Владыка просил отца Владимира организовать на радио Би-Би-Си и «Голосе Америки» – передачи с целью привлечь все средства, чтобы не дать советскому руководству возможности расправиться с Почаевом. Это был один из последних действующих монастырей на территории Советского Союза. Оба – и митрополит и отец Владимир – прекрасно понимали, чем рискует владыка Никодим, доверяя своему собеседнику такие сведения и сам полностью доверяясь ему.Уже на следующий день тема Почаева стала ведущей в религиозных программах Би-Би-Си и «Голоса Америки». Тысячи писем протеста со всего мира полетели в адрес советского правительства. Тогда это оказало свое влияние на вынужденное решение властей вновь разрешить деятельность Почаевской лавры.
Как-то мне довелось побывать с Владыкой Василием в Почаеве. Он впервые оказался здесь. Свершил литургию и смог встретиться с теми, кто, так же как и он, были участниками тех драматических событий тридцатилетней давности.
Что еще вспомнить о Владыке? Так уж получалось, что каждый его приезд совпадал с каким-нибудь исключительным событием. То Тысячелетие Крещения Руси, то первое принесение Благодатного огня, то панихида по царской семье, то первые религиозные программы по Центральному телевидению. Как любил повторять сам Владыка: «Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются».
Не составил исключения и приезд Владыки в Москву летом тысяча девятьсот девяносто первого года. Владыка прибыл тогда в составе большой делегации из Соединенных Штатов на первый Всемирный конгресс соотечественников. Представителей русской эмиграции из многих стран мира, независимо от их политических убеждений, впервые официально пригласили в Москву. По замыслу руководства страны, эта встреча должна была стать частью нового этапа жизни посткоммунистической России.
Народу тогда приехало великое множество! Рискнули появиться даже те эмигранты, которые раньше и носа не казали в Советский Союз. Прибыли такие «недобитые белогвардейцы», которые всю свою жизнь ни на йоту не верили советской власти. Приехали даже участники власовских формирований. Как уж этих смогли убедить, мне до сих пор непонятно. Видно, как ни страшно им было верить посулам советских эмиссаров, но уж очень всем хотелось повидать Родину!
Гостиница «Интурист» была забита до отказа. Эмигранты и их потомки гуляли по Москве, разглядывая город и лица людей. Поражались тому, с каким интересом к ним здесь относятся. А еще больше – с какими завышенными надеждами, доходящими порой до безудержных фантазий, их здесь принимают. В то время было действительно немало прекраснодушных людей, которые свято верили, что «заграница нам поможет». К слову сказать, если кто от лица русской эмиграции не на словах, а на деле и внес вклад в духовное возрождение России, то это был скромный, заштатный Владыка Василий, наряду с еще несколькими подвижниками-эмигрантами – архиереями, священниками и мирянами.
Главным событием конгресса соотечественников была Божественная литургия в Успенском соборе Московского Кремля. После долгих десятилетий запретов на совершение богослужений в кремлевских храмах ее возглавлял Святейший Патриарх Алексий. Владыка Василий тоже сослужил Патриарху. Но беда была в том, что за неделю до вылета в Москву, он у себя в Вашингтоне сломал ногу. А поскольку пропустить такое важное событие Владыка не мог, то прибыл на Родину с загипсованной ногой, на костылях, и очень забавно прыгал на них, еле-еле поспевая вслед за шумной толпой русских эмигрантов.Рано утром девятнадцатого августа, в день Преображения Господня, из гостиницы «Интурист» выехали автобусы с эмигрантами со всех континентов. Их привезли к Кремлю, к Кутафьей башне. Со слезами на глазах, не веря себе, они прошествовали через кремлевские ворота к Успенскому собору, где Святейший Патриарх Алексий с сонмом архиереев (в их числе и Владыка Василий на костылях) начал Божественную литургию.
Но, как известно, как раз в это время, утром девятнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто первого года, произошло событие, которое будет вспоминаться в отечественной истории четырьмя заглавными буквами – ГКЧП. Да-да, именно в тот час, когда Святейший Патриарх молился в Успенском соборе, произошел тот самый переворот.
 |
Вначале никто ничего не понял. Но потом кто-то в отчаянии закричал:
– Я так и знал!!! Большевики снова нас обманули! Это была ловушка!
Недоумевающие солдаты в рядах оцепления растерянно переглядывались. Из толпы эмигрантов раздались отчаянные крики:
– Я же предупреждал!!! Нельзя было ехать! Ловушка, ловушка!!! Это все специально подстроено!
В это время к впавшим в панику эмигрантам быстро приблизился офицер, которому уже были даны распоряжения относительно делегатов конгресса соотечественников: их надо было срочно проводить на Лубянскую площадь, где делегатов уже ждали автобусы, отправленные сюда после появления у Кремля войск. Затем, как можно скорее, всех иностранцев надо было доставить в гостиницу «Интурист».
При этом офицер указал на взвод автоматчиков.
– Нет, нет, мы не хотим на Лубянку!!! – в ужасе закричали эмигранты.
– Но вас же там ждут! – искренне удивился офицер.
Это привело эмигрантов в еще больший ужас.
– Нет, нет!!! Только не на Лубянку! Ни в коем случае! – кричали все.
Офицер еще несколько раз пытался воззвать к здравому смыслу этих странных людей, но поскольку все его попытки ни к чему не привели, а время для исполнение приказа вышло, он дал распоряжение своим бойцам, и те, энергично подталкивая эмигрантов то руками, то дулами автоматов, погнали их к Лубянской площади.
Все были в таком шоке, что забыли про Владыку Василия. Он на своих костылях так и остался у Кутафьей башни в окружении солдат и бронетехники. О ГКЧП к тому часу еще никто не слышал. Советские граждане, оказавшиеся около Кремля, строили свои догадки, но конечно же, никто ничего не мог понять. Многие стали узнавать Владыку Василия и обращаться к нему за разъяснениями. Скоро вокруг растерянного Владыки, который был на голову выше всех, образовался целый митинг.
Между тем эмигранты, оказавшись на Лубянской площади, поняли, что их привели к автобусам и что путь им предстоит в гостиницу, а не в подвалы КГБ. Тут-то, наконец, они и вспомнили о своем архиерее! Секретарь Владыки Мерилин Суизи выбежала из автобуса и мужественно устремилась назад к Кремлю, к танкам и бронетранспортерам, по этой загадочной стране, к своему дорогому Владыке Василию.
Она сразу увидела его. Владыка был похож на седовласого вождя, возвышающегося над толпой в самом центре бушующего митинга. Мерилин протиснулась к своему архиерею и кратко, но убедительно обозначила ему путь ко спасению – надо двигаться на Лубянку. Но Владыка на своих костылях просто физически не мог одолеть такой маршрут. Он объяснил Мэрилин, что, ничего не поделаешь, надо в этой неразберихе найти какой-нибудь транспорт. Мэрилин вынырнула из митингующей толпы и огляделась вокруг. Никакого транспорта, кроме ревущей бронетехники, поблизости не было. Мерилин подошла к молодому офицеру и на своем ломаном русском языке объяснила ему, что здесь находится старый священник из Америки, которого необходимо отвезти на Лубянскую площадь, к его автобусу. Офицер только развел руками: «Что я могу вам предложить? Только танк! Или самоходное орудие».Мэрилин начала понимать весь ужас создавшейся ситуации. И вдруг она заметила, что неподалеку притормозила небольшая, вполне подходящая машина.
– А что если на этом джипе?! – воскликнула Мерилин.
– На «воронке», что ли? – обрадовался офицер – Это – пожалуйста! Сейчас договоримся с милицией!
Он проявил искреннее участие в судьбе иностранцев и скоро «воронок» подъехал к толпе, в центре которой был Владыка. Мэрилин вслед за офицером и двумя милиционерами стала пробираться к нему. Перекрикивая толпу и ревущие танки, Мерилин прокричала Владыке, что их ждет замечательный джип, который готов отвезти их на Лубянку.
Все вместе – милиционеры, офицер и Мэрилин – подхватили Владыку и потащили сквозь толпу. Увидев это, народ заволноваться.
– Что такое? Куда милиционеры уводят священника? – возмущались люди.
Когда же все увидели, что старого батюшку с загипсованной ногой пытаются засунуть в «черный воронок», разъяренный народ бросился защищать Владыку:
– Начинается!!! Уже священников арестовывают! Не отдадим батюшку! Стеной станем за него!
– Нет, нет! – в отчаянии кричал Владыка, отбиваясь от своих спасителей. – Отпустите меня, пожалуйста! Я хочу на Лубянку!
Еле-еле, с его ногой и костылями, Владыку удалось затащить в машину и вывезти сквозь разгневанную толпу.
Владыка смотрел в окно «воронка» и сквозь слезы благодарности только и повторял:
– Какие люди! какие люди!
И, даже хворая в последние годы жизни, он все равно стремился в Россию в надежде, что еще сможет послужить ей.Последний раз Владыка приехал в Москву уже совсем больной. Несколько недель он провел в постели. Наталья Васильевна Нестерова, в доме которой он гостил, обеспечила ему самый заботливый уход. Но я, понимая, что Владыка, возможно, последний раз в России, попросил, чтобы вместо сиделок у его постели по очереди дежурили монахи и послушники нашего Сретенского монастыря. Ведь молодые монахи смогли бы пообщалась с Владыкой, спросить его совета, задать вопросы, на которые может ответить только много переживший, духовно опытный священник.
Хотя, наверное, мои монахи были не самыми лучшими сиделками. Наверное, они задавали больному архиерею слишком много вопросов и требовали слишком большой отдачи сил. Но так же как для них было необычайно полезно провести со старым мудрым архиереем эти дни и ночи, и для Владыки было очень важно общаться с теми, кто шел ему на смену в Церкви. Он был совершенно счастлив, от того, что, пусть даже превозмогая себя, но может отвечать на вопросы, наставлять, передавать свой опыт и знания, может совершать служение, ради которого он жил и вне которого себя не мыслил.
В свое последнее сокровенное путешествие, в небесное странствие – из отечества земного в долгожданное отечество Небесное – Владыка Василий отправился совершенно один. Утром его нашли бездыханным, лежащим на полу в своей вашингтонской комнате. В ней Владыка прожил многие годы. Комнатка была крохотной, но кроме самого Владыки в ней каким-то образом умещались домовый храм, радиостудия, архив его радиопередач за несколько десятилетий, гостеприимная для всех гостей трапезная и рабочий кабинет. Хватало даже места для постояльцев: люди из России зачастую останавливались у Владыки на ночь-другую, а то и на недельку.
Даже после смерти Владыка не отказал себе в удовольствии и еще немного попутешествовал. Родные долго не могли решить, где же хоронить Владыку. Предлагали, то в России – все-таки Родина, то в Англии – рядом с его матушкой, то в Сербии – очень уж он ее любил.
Я представляю, в каком восторге на небесах была душа Владыки: любая из поездок обещала быть увлекательной. Но покойника свозили всего лишь из Вашингтона в Нью-Йорк: кто-то настаивал, чтобы его похоронили в находящемся неподалеку от города монастыре Ново-Дивеево. Но там что-то не сложилось, и Владыка снова вернулся в Вашингтон. Здесь телесные его путешествия все-таки завершились, и Владыка упокоился на православном участке кладбища «Rock Creek». При жизни Владыка иногда шутливо называл себя «покойным» епископом. По статусу он был всего лишь заштатным архиереем, уволенным «на покой» из Американской Автокефальной Церкви. Епископ, отправленный «на покой», действительно не руководит ничем и не решает в официальной церковной жизни ровным счетом ничего. Поэтому Владыка время от времени так и представлялся: «покойный епископ Василий». Но он был настоящим владыкой! Он беспредельно владычествовал над человеческими душами. Несокрушимыми силами этой удивительной власти, которая простирается и сегодня над теми, кто имел счастье знать Владыку Василия, были его незабываемые и неповторимые – доброта, вера и любовь. Православной церкви и другим религиозным организациям рекомендовано активнее укреплять семью и популяризировать здоровый образ жизни . Соответствующая резолюция была принята 15 мая на круглом столе "Крепкая семья - крепкая Россия" в Фурманове. В нем принимали участие политики, областные чиновники и представители церкви. Также религиозным организациям предписывается проводить акции, посвященные проблемам развития семьи, духовно-нравственного, культурного и правового воспитания. // Иваново-Вознесенская епархия
[настоящие ценности
] Газета "Новая жизнь" - о семье священника Андрея Воронина: "На добрых традициях, православных устоях и родительской любви воспитываются шестеро детей в семье Ворониных. [Она] известна всем, кто постоянно посещает храм Вознесения Господня в Старой Середе и часовню Рождества Пресвятой Богородицы, где служит о.Андрей. Тем, кто является поклонником творчества матушки Анны и ее детей. Супруги Воронины вместе уже 17 лет. В юности часто наведывались в Михайловскую церковь к о.Иерониму петь в хоре. [Тот] предложил о.Андрею принять приход. На протяжении многих лет протоиерей Андрей являлся настоятелем Свято-Михайло-Архангельского прихода в селе Михайловское, а с конца 2007 года переведен в приход Фурманова. Матушка Анна, регент церковного хора, работает музыкальным руководителем в школе, детском доме, в городском молодежном центре. Почти 14 лет она руководила народным камерным хором в Центральном дворце культуры. Молодые люди [познакомидись в Нижнем Новгороде], учились вместе в консерватории. В хоре, где [пела] Анна, не хватало тенора, поэтому ей приходилось [исполнять] мужскую партию. Регент сказал: "Найдешь [мужчину] - будешь петь женскую партию". Анна присмотрела на эту роль Андрея. К Рождеству он пел вместе с ней, с этого началась их совместная история. Будучи настоятелем храма в селе Михайловское, о.Андрей написал и издал книгу о местночтимом архимандрите Леонтии (Стасевиче), построил часовню над чудотворным источником, поднял мощи [святого старца]. Сотни паломников стекались ежегодно в местный храм, где их ждали покой, уют, привет батюшки и хоровое духовное пение. Вот уже полтора года семья Ворониных живет в Фурманове: им была выделена квартира. Главный их труд - восстановление разрушенного храма Вознесения Господня. В этом супругов поддерживают прихожане, ученики местных школ [и] профучилищ, общественные организации. Крышу перекрыли. В преддверии Пасхи в Тутаеве для церкви [приобрели] 5 колоколов. После [многих] лет молчания знаменитый храм оживает. Общественная жизнь для Ворониных - вовсе не нудная обязанность. Батюшка Андрей - постоянный гость в музеях города, на школьных классных часах, посвященных проблемам духовного воспитания, борьбы с наркоманией и алкоголизмом, на балу [школьных] медалистов, на тематических вечерах, занимается дистанционным обучением детей-инвалидов. Матушка Анна старается приобщить фурмановских ребятишек к миру музыки, к духовному хоровому пению. [Оба] - постоянные участники городских, областных [и] российских [фестивалей]. "Самая музыкальная мама" - этот приз получила Анна Евгеньевна в конкурсе "Такие разные мамы". Епископ Иваново-Вознесенский и Кинешемский наградил протоиерея Андрея Воронина за участие в фестивале детского творчества "Рождественский подарок". Администрация Нерехтского района благодарила [супругов] за участие в фестивале духовной и народной музыки, посвященном преподобному Пахомию Нерехтскому. Оба имеют музыкальное образование, живут музыкой, духовными песнями, прививают эту любовь своим детям. Батюшка своими руками изготовил гусли и записал CD-альбом со старинными духовными песнями в его исполнении. Четверо детей Ворониных посещают местную музыкальную школу. Играют не только на народных (гуслях, балалайке) инструментах, но и на традиционных - фортепиано. О.Андрей снимает документальные фильмы. Один из них - о наркозависимых, которые проходят реабилитацию в одном из православных приходов Ивановской епархии. Фильм "Мой духовный сад" во Всероссийском кинофестивале короткометражных фильмов "Семья России" завоевал главный приз [в номинации "Песня о семье"]. В [нем] в 2 частях, снятых с разницей в 10 лет, отец Андрей и матушка Анна, их дети рассказывают о том, как они живут, дружат, любят, как пытаются, чтобы их "духовный сад" всегда был свеж и ярок, не увядал ни на минуту. Любят Воронины ездить на родину отца на Горьковское море, заниматься там зимней рыбалкой. О.Андрей вырос в сельской местности, поэтому прикипел к зиме, к лесу. Когда-то он своими руками построил дом, пасеку, вырастил сад. В семье чтят русские традиции, на них воспитываются все шестеро детей Ворониных - [Александр, Екатерина, Иван, Татьяна, Нина, Василий]. Хоровое пение, службы в храме, заповеди и молитвы- все привычно. [Вместе с родителями дети соблюдают посты, отмечают праздники, принимают гостей, ставят сценарии православных изданий, выступают перед прихожанами]. "Мы не стараемся непременно приучить детей к церковным обрядам, службам, к христианскому распорядку - они ко всему должны придти сами", - говорит о.Андрей. В школе Воронины учатся как все. Старший, Александр, - десятиклассник, практически, уже программист. Самостоятельно создает программы, имеет свой сайт в интернете. Настя увлекается "Ранетками", занимается в кружках [городского] центра детского творчества. Ваня выступает на [музыкальных смотрах, играет на балалайке]. [Несколько лет назад] в областном конкурсе "Отец года" о.Андрей был признан лауреатом областной премии "Лучший отец года". Детей супруги не стараются воспитывать по какой-то определенной системе, времени для этого нет, да и ни к чему. Они воспитывают личным примером. Сейчас Воронины живут в квартире, и у ребят стало больше свободного времени. Но еще год назад, в Михайловском именно на [них] лежали заботы о яблоневом саде, о пасеке, о том, чтобы печи были вовремя натоплены. Совместные поездки, поиск выхода из сложных психологических ситуаций закаливает, способствует сплочению семьи. "Нас 8 человек, плюс кошка и рыбки. И всем нам не тесно, а, наоборот, очень радостно и светло жить в общем доме", - говорит матушка Анна. А это, наверное, и есть счастье".
//
