Знаменский П.В.

Влияние веры Христовой на пробуждение и развитие любви к учению.

Начало образования на Руси положено было одновременно с введением христианства, которое пробудило в русском обществе первую потребность книжного учения, принесло с собой и первые книги. Учение книжное прежде всего потребовалось для приготовления самих русских пастырей; затем желание учиться божественному писанию не могло не проявиться и у лучших из мирян. Пастыри церкви, древние грамотники и списыватели книг постоянно старались внушать всем и каждому мысль о важности "почитания (чтения) книжного" и о великой пользе божественных книг как для спасения души, так и для здешней земной жизни. Первый же христианский князь св. Владимир, вскоре после крещения народа, стал заводить училища и насильно отбирать детей лучших граждан в ученье книжное; "матери, - рассказывает летопись, - плакали по них, как по мертвым." Учителями в новых школах были лица духовные. В религиозном просвещении русского народа наибольшее значение имела не столько Греция, сколько Болгария, которая, будучи просвещена православной верой раньше России, по своему родственному с русским языку и по своей славянской письменности, сделалась естественной и лучшей посредницей между русскими и греками; из нее явились к нам и первые христианские учители, и первые церковные книги, и сама славянская грамота. Первое грамотное поколение русских христиан образовалось еще при Владимире. Сам он остался неграмотным, но дети его Ярослав, Мстислав, Изяслав, Борис и Глеб были уже люди книжные.

Ревнители духовного просвещения, первые училища и библиотеки.

Дело Владимира поддержал Ярослав, еще более распространивший грамотность в России и умноживший число школ. Строя церкви по городам и селениям, он велел священникам везде обучать народ. В Новгороде он велел собрать у старост и духовенства до 300 детей и учить книгам. Сам он, по отзыву летописца, читал книги и день и ночь и собрал около себя писцов многих, которые, по его распоряжению, одни книги переписывали, а другие даже вновь переводили с греческого языка; книги эти он положил в святой Софии, которую сам создал. "Владимир, - говорил летописец, - распахал я умягчил сердца людей, просветивши их крещением, а Ярослав насеял их книжными словами, а мы теперь пожинаем, принимая книжное учение." При преемниках Ярослава средства к образованию еще более умножились. Сын Ярослава Святослав Черниговский имел у себя полны клети книг, из которых до нас дошли два сборника, известных под его именем, один, переведенный с греческого языка в Болгарии для болгарского царя Симеона в 1073 г., другой - составленный в 1076 г. Любовью к образованию известны так же Всеволод Переяславский и сын его Владимир Мономах. Есть известия, хотя и не вполне доказанные, что дочь Всеволода Янка (Анна) завела при Андреевском женском монастыре в Киеве училище для обучения девиц, что во Владимире Волынском в конце ХI в. были училища, ради "смотрения" которых был назначен некто Василий, повествователь об ослеплении князя Василька, что Роман Ростиславич Смоленский, строя училища, держал при них учителей даже греческих и латинских и истощил на них все свое имение, что Галицкий князь Ярослав Осмомысл распорядился, чтобы школы и учителей содержали на свой счет монастыри, что Константин Всеволодович Ростовский постоянно держал при себе ученых людей, покупал греческие книги и составил у себя библиотеку, в которой было до 1000 книг. Некоторые из князей сами лично занимались перепиской книг, например Владимир Василькович Галицкий и княжна Ефросиния Полоцкая. Но главными ревнителями и распространителями христианского образования были, конечно, люди духовные, между которыми всего более было людей, по выражению летописей, "хитрых книгам и учению." Оттого и самые средоточия образования - школы и библиотеки - были при церквах и монастырях. Кроме упомянутых школ в Киеве, Новгороде и на Волыни, в житиях Авраамия Смоленского и Феодосия Печерского упоминаются еще школы в Смоленске и в Курске; наверное, были они и в других местах, где были церкви и монастыри. Духовные же лица заботились главным образом и об умножении книг, усердно занимаясь их перепиской. Книги в то время были еще великой редкостью и стоили очень дорого. Собирание их по своей трудности и ценности, кроме князей, доступно было только богатым владыкам и монастырям. В монастырях на это дело смотрели, как на великий богоугодный подвиг, и некоторые иноки посвящали книжной переписке все время, остававшееся у них от молитвы. Для списывания и собирания книг некоторые монастыри иногда нарочно посылали своих иноков на восток в Константинополь - в монастырь Студийский и на Афон.

Характер книг, употреблявшихся в древней России. Переводная письменность.

Само собой понятно, что, будучи всем обязана церкви, древнерусская книжность вся носила религиозный характер. Раньше и более всех стали умножаться, разумеется, книги, необходимые для совершения христианского богослужения, затем уже и другие вероучительного и нравственного характера, преимущественно в болгарских, а позднее и в русских переводах. Переводная письменность была преобладающей за все описываемое время. Книги священного писания употреблялись в древнем переводе свв. Кирилла и Мефодия болгарской редакции. Впрочем, полного кодекса Библии в употреблении у нас еще не было; из нее употреблялись только отдельные книги, и то одни канонические, потому что неканонические не были переведены самими славянскими первоучителями. Вместе с книгами священного писания в переводах распространялись творения святых отцов, жития святых, хронографы, Палея, сборники в роде Святославовых, Златоструя, Пчелы и др. Влияние Болгарии на нашу письменность не обошлось и без вреда. Православие болгар много страдало тогда от примеси к нему остатков язычества и сильно распространенной по всей Болгарии ереси павликиан. В Х веке поп Богомол выработал из этой ереси особый болгарский и богомильский толк, проповедовавший дуалистическое учение о создании тела и материи сатанаилом, отвергавший всю иерархию и обряды и отличавшийся крайней строгостью в нравственных требованиях. Богомильство усвоило себе между прочим множество еврейских и христианских апокрифов или отреченных сказаний, всегда имевших большой успех в простом народе и в Греции, и у славян. Собиранием этих апокрифов и лживых молитв сделался особенна известен другой болгарский поп Иеремия. Из Болгарии отреченные сказания или книги вместе с некоторыми богомильскими мнениями занесены были и в Россию. В 1004 году в Киеве учил богомильской ереси монах и скопец Адриан, митрополит Леонтий заключил его в тюрьму, где он скоро раскаялся. Потом в 1123 году явился было здесь другой еретик Дмитр, но митрополит Никита тоже посадил его под стражу. Апокрифические сказания распространялись в русской письменности с очень раннего времени. Летописец Нестор в своей летописи пользовался уже сказаниями из Палеи, в которой наряду с истинными библейскими рассказами помещены рассказы апокрифического характера; видим у него ссылку на апокрифическое слово о последних временах Мефодия Патарского.

За переводами следуют сочинения наших митрополитов-греков, написанные на греческом языке и делавшиеся известными русским грамотникам тоже в переводах. Таковы: сочинение против латинян об опресноках митрополита Леонтия, полемическое послание митрополита Иоанна II к папе Клименту III и его же церковное правило, два послания к русским князьям митрополита Никифора о латинах, его же послание к Мономаху о посте и поучение к народу в неделю сыропустную. В послании к Мономаху доказывается важность поста и между прочим высказывается замечательная в историческом отношении похвала Владимиру Мономаху, простоте его жизни, ласковости, щедрости и другим качествам. Поучение к народу тоже о посте между прочим вооружается против господствовавшего зла русской жизни - больших ростов и пьянства.* Замечательно начало, из которого видно, что митрополит не говорил поучения сам по незнанию языка, а поручал читать его другим.

Русские писатели в своих сочинениях старались подражать греческим образцам и подвергались немалой опасности усвоить те же недостатки, какими страдала тогдашняя греческая литература, - хитросплетения диалектики, пышное и многословное риторство, скудное живой практической мыслью. Их выручали из этой опасности: добрый обычай подражать не столько новым греческим авторам, сколько древним отцам церкви, а также сама новость образования в России, еще не успевшего войти во вкус византийской диалектики и риторства, живое религиозное чувство, которое так свойственно юным христианам и которое само собой оживляло бездушную форму риторской речи, если и успевало облекаться в нее, наконец, слишком много важного дела в современной обстановке русской жизни, дела, которое естественно одушевляло древнерусское поучение и давало ему современное и практическое значение.

Первое место по времени между русскими произведениями занимает поучение новгородского епископа Луки Жидяты (1036-1060 г.), в безыскусственном перечне излагающее главные обязанности христианина. Митрополит Илларион еще в сане пресвитера написал замечательное по своему одушевленному витийству слово, содержание которого определяется заглавием: "О законе, Моисеем данном, и о благодати и истине, Иисус Христом бывших, и како закон отыде, благодать же и истина всю землю исполни, и вера во вся языки простерлась и до нашего языка русского, и похвала кагану нашему Владимиру, от него же крещены были, и молитва к Богу от всея земли нашей." Особенным одушевлением проникнуто изображение плодов крещения на Руси и похвала Владимиру. Эта похвала очень нравилась в старину, так что летописцы часто целиком заимствовали из нее разные черты и прилагали их к другим князьям, которых думали похвалить. Заключительная молитва к Богу от лица новопросвещенного народа была принята даже в церковное употребление. После Иллариона осталось еще "Исповедание веры," образец православного изложения главных догматов, написанное им, вероятно, при возведении в сан митрополита.

Преподобный Феодосий.

Он был известен своей учительностью не только среди своей братии, но и за стенами Печерского монастыря, оставил несколько поучений инокам и мирянам. Из поучений к инокам узнаем темные стороны тогдашней монастырской жизни, о которых не говорят ни Нестор, ни Печерский Патерик, занимавшийся исключительно прославлением знаменитой лавры. Феодосии обличает иноков за леность к богослужению, несоблюдение правил воздержания, собирание имения в келии, недовольство общей одеждой и пищей, ропот на игумена за то, что он на монастырские средства содержал странных и бедных. Два поучения Феодосия обращены ко всему народу, одно - "о казнях Божиих" за грехи - замечательно изображением остатков языческих поверий в народе и господствующих пороков времени, грабежей, своекорыстия, мздоимства и пьянства; другое направлено против пьянства, кроме того, содержит краткие наставления не петь на пирах множество тропарей и не пить за каждым тропарем особой чаши, не считать кутью яством во оставление грехов, не прикладывать к ней по языческому обычаю воды и яиц, не вносить в церковь пищи и питья в виде приношений. Два послания к великому князю Изяславу отвечают на другие вопросы, - одно о посте в среду и пяток, решающее этот вопрос согласно с Студийским уставом, другое - о вере варяжской или латинской, где исключаются отступления от православия и обычаи латинян, запрещается всякое с ними общение в пище, питье и браках.

Кирилл Туровский.

Во второй половине ХII века у нас явился проповедник, который прославился, как русский Златоуст - святой Кирилл Туровский. После него осталось 12 слов, 3 послания к инокам, 30 молитв и молебный канон. Название Златоуста к нему, впрочем, мало идет; он даже не столько проповедник, сколько религиозный поэт. В его словах мало общедоступной учительности; это скорее отвлеченные, восторженно витийственные размышления о предмете того или другого праздника, чем поучения. Форма представлений оратора большей частью символическая и аллегорическая, изобилующая картинами, олицетворениями, разговорными эпизодами и т. п.; аллегорически объясняются иногда даже простые евангельские повествования. Для большинства тогдашних слушателей все эти слова были малопонятны. За то святой Кирилл, по характеру своего таланта, является безусловно хорош в своих церковных молитвах и каноне. Его аскетические произведения - "Сказание о черноризническом чине" и послание к печерскому игумену Василию, излагают разные правила монашеской жизни; например: "будь, как одежда, не заботься, если разорвут тебя и на тряпки; имей свою волю только до вступления в монастырь; принимай, как манну, хлеб, над которым ты не трудился, от руки келаря" и проч. В последнем послании автор мимоходом касается непостоянных иноков, которые рады всякому случаю ослабить строгость жизни ради праздника, ради друга и т. п. Объясняя значение монашеских одежд и обетов, святитель и здесь впадает в любимую аллегорическую форму представлений. Третье послание - "О белоризце человеце" - все состоит из аллегории и называется притчею.

Иоанн II, архиепископ новгородский.

Был избран на кафедру в 1164 году из белого духовенства (был священником при церкви святого Власия) и пользовавшийся общим уважением, известен своим соборным поучением приходскому духовенству. Оно предложено им в первый год святительства (1165) на епархиальном соборе в неделю православия и представляет собой первый известный и замечательный образец этого рода учительства древних архипастырей. Содержание его составляют разнообразные, отрывочные наставления и правила, изложенные в случайном порядке, вероятно, в порядке разновременных наблюдений святителя над жизнью духовенства и народа; между прочим обличаются в нем ростовщичество между духовными, участие их в народных игрищах, пьянство, даются увещания о благоговейном обращении со святынями, о наблюдении за ослаблением языческих обычаев в народе, против невенчанных супружеств и проч.

От описываемого времени до нас дошло несколько поучений безымянных авторов. Особенно замечательны поучения против остатков язычества. Таково "Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере" (в сборнике Златая Цепь). Ревнитель, как Илия Фесвитянин, вооружается против христиан, двоеверно живущих, верующих в Перуна, Хорса, Мокошь, Сима и Регла* и в Вил; требы им кладут невегласы** и кур им режут; молятся огню, зовут его Сварожичем; и чеснок богом творят. Так поступали, по слову христолюбца, даже попы и книжники, по крайней мере соизволяли творящим так и не хотели их поучить. Не подобают христианам игры бесовские, плясанье, гудьба, песни, жертвы идольские; не подобает молиться под овином, молиться огню, Вилам, Мокоши, Перуну, Волосу скотью богу, Роду и Рожаницам.

Игумен Даниил.

Кроме поучений, до нас дошли назидательные творения и в других родах. Игумен Даниил, ходивший в Иерусалим, составил для любителей святых мест любопытное описание своего паломничества, бывшее самым употребительным чтением благочестивых людей. Даниил был в Иерусалиме вскоре после первого крестового похода, был обласкан королем Балдуином, видел там много русских путешественников, в течение 16 месяцев осмотрел все святые места, видел в Пасху чудесное схождение огня ко гробу Господню, молился о русских князьях, боярах и своих духовных детях, записал их имена при гробе Господнем и повесил здесь лампаду от русской земли.

Писатели в повествовательном роде.

Из повествователей древнейший (ХI века) Иаков мних, от которого остались: житие святого Владимира, сказание о святых Борисе и Глебе и нравоучительное послание к великому князю Изяславу. В конце ХI и в начале ХII века Печерский монастырь воспитал знаменитого летописца - отца Русской Истории - преподобного Нестора; 17-ти лет пришел он (1073 г.) к преподобному Феодосию, при игумене Стефане был пострижен и поставлен диаконом, скончался около 1114 года. Летописи древней Руси, кроме своего исторического значения, всегда имели еще значение религиозно-поучительное. Летописец искал в событиях нравственного смысла, предлагал свой труд, как поучение. От того рассказ его постоянно прерывается назидательными размышлениями, в которых проводятся обычные мысли современной ему морали. Такова летопись преподобного Нестора; таковы же труды и других летописцев как этого времени, так и позднейших. Кроме летописи, преподобный Нестор написал повествование о святых Борисе и Глебе и житие преподобного Феодосия.

После Иакова и Нестора, как жизнеописатель, известен еще святой Симон Владимирский (1215-1226 г.). Он написал обширное послание к Поликарпу, печерскому иноку, который, будучи обладаем страстью почестей, два раза уходил из монастыря для занятия игуменских мест и домогался даже епископского сана. В послании Симон увещевал его твердо стоять в монашеских обетах послушания и смирения, не искать высших санов, а главное - не оставлять своего монастыря. При этом Симон описывает славу Печерской обители, выражает горячую любовь и благоговение к ней и, чтобы сильнее подействовать на Поликарпа, представляет целые рассказы о святых подвижниках лавры и о некоторых иноках, погубивших души страстями, наконец подробно передает историю создания печерской церкви. Поликарп продолжал труд Симона в своем послании к печерскому архимандриту Акиндину, который просил его рассказать о печерских угодниках. Ссылаясь на устные рассказы Симона, Поликарп написал еще 11 рассказов о печерских святых, о которых не сказано в послании Симона. Из этих посланий Симона и Поликарпа, с прибавлением к ним известий об Антоние, Феодосие и некоторых других подвижниках из Нестора, составился печерский Патерик.

Из житий русских святых к описываемому времени принадлежат еще: житие Антония Римлянина, написанное преемником его по игуменству Андреем, житие Авраамия Смоленского, написанное учеником его Ефремом, и жития Леонтия и Исаии ростовских.

4. Богослужение.

Общий взгляд на богослужение.

Христианская письменность была доступна, разумеется, только людям грамотным; народная же масса, как и везде, особенно в новопросвещенных странах, училась вере и приобретала христианское настроение главным образом через церковное богослужение. Богослужение это, совершавшееся у нас с самого начала на родном славянском языке, было самым могущественным миссионерским и просветительным орудием православной церкви и более всего способствовало водворению ее в русской земле. Действие его на народ было тем сильнее, что до введения христианства русские славяне почти вовсе не имели у себя общественных богослужебных обрядов; оно было для них в собственном смысле первым общественным богослужением и, будучи принесено из Греции уже в полном развитии всех своих обрядов, до того поражало их своим благолепием и величием, что все старые народные игрища и обряды сразу получили пред ним значение одной только игры и пустого народного увеселения. Не мудрено, что первые просветители русских славян, иерархи и князья, заботились о размножении храмов Божиих еще более, чем о размножении школ и книг. Построение церквей и снабжение их иконами, сосудами, облачениями, книгами и всякими необходимыми принадлежностями поставлялись в числе особенно важных подвигов благочестия, которые современные летописи восхваляли при воспоминании почти о всех более замечательных духовных и светских лицах.

Первые храмы.

Первым строителем церквей является первый русский князь-христианин, святой Владимир, повелевший по крещении народа "рубить церкви по градам." В Киеве он сам поставил церковь во имя святого Василия (своего ангела по христианскому имени) на холме, где стоял идол Перуна. Другую церковь каменную во имя Успения Богородицы он построил на месте убиения варягов Феодора и Иоанна с помощью греческих мастеров, которые строили ее 5 лет (до 996 г.), украсил ее серебром и златом и назначил на содержание ее десятину от своего имения и своих городов, от чего она и была названа Десятинной. Осталось после него несколько других церквей, - в Берестове, в Василеве, Вышгороде и проч. После Владимира усердными строителями церквей явились его дети - Мстислав и Ярослав. Первый выстроил собор Спаса в Чернигове, второй - богатую киевскую Софию наподобие Софии цареградской, церковь Благовещения на Златых вратах Киева, "да радость будет граду тому всегда святым Благовещением," церкви в киевских монастырях святого Георгия (ангела великого князя) и святой Ирины (ангела его супруги). Сын его Владимир построил Софию новгородскую. Владимир Мономах построил соборы в Ростове и Смоленске, сын его Юрий - в Суздале, Андрей Боголюбский - богатейший собор Успения во Владимире и монастырь Боголюбов и т. д. Много церквей построено нашими архипастырями, частными лицами и целыми народными общинами. С течением времени церквей, особенно по городам, стало очень много, о чем можно судить по известиям летописей о разных городских пожарах; например в 1124 году в Киеве сгорело до 600 церквей, во Владимире в 1185 году - 32, в Новгороде в 1217 году - до 20 только в одной половине города и т. д. Церкви, впрочем, были большей частью деревянные. Каменных было немного, для постройки их обращались обыкновенно к помощи греческих или немецких мастеров. При известии о возобновлении суздальского собора в 1193 году летописец, как о чуде, замечает, что епископ Иоанн не искал для того мастеров от немцев, а довольствовался своими русскими.

Святыни храмов - святые иконы.

Первые святыни храмов - святые иконы - были тоже не русского мастерства, а получались из Греции или Болгарии. Много принес их с собой еще святой Владимир из Корсуня и царевна Анна из Царьграда. Древнейшие иконы у нас так и называются доселе общим именем корсунских и цареградских. Подвижные иконы выписывались из Греции, для расписывания храмов неподвижным стенным письмом вызывались оттуда сами мастера, например, для расписания киевского, новгородского и владимирского соборов, Киево-Печерской церкви и др. Потом от греческих мастеров иконописное искусство стали принимать и русские. В ХI веке в киевопечерском монастыре встречаем первого, известного по имени иконописца, преподобного Алипия, который из безвозмездного писания икон для церквей и частных лиц сделал для себя христианский подвиг. Житие его рассказывает, что ангел писал за него иконы, когда он был болен, что иконы его оставались целыми во время пожаров украшенных им церквей. Издревле существовал обычай украшать иконы богатыми ризами.

Особенно украшались и чествовались иконы чудотворные. Самыми замечательными из них были: 1) икона Богоматери Печерская, принесенная из Царьграда греческими мастерами; 2) икона Богоматери Смоленская (Одигитрия), присланная из Царьграда к Всеволоду Черниговскому, потом (в 1111 году) перенесенная в Смоленск Владимиром Мономахом; 3) Владимирская, бывшая прежде в женском монастыре в Вышгороде, потом перенесенная во Владимир князем Андреем Боголюбским; 4) икона Знамения Божией Матери в Новгороде; 5) святителя Николая Зарайского, в 1224 году принесенная из Корсуня в Зарайск Корсунянином Евстафием, которому трижды являлся святитель, повелевая нести свою икону в Рязанскую землю. Почти каждый город имел свою чудотворную икону, которую считал своей славой и утверждением. На чествовании святых икон отразилось большое влияние удельного духа. Святыня являлась местной, покровительствующей своему краю исключительно. С такой местной точки зрения рассказывались и чудесные действия от местной святыни. О Владимирской иконе летопись рассказывает, что, когда вышегородскне клирики рассказали князю Андрею, как икона несколько раз оставляла свое место в храме, князь убедился, что ей угодно перейти в Ростовскую землю, и тайно унес ее с собой. На пути в Ростов сама Богоматерь повелела ему нести икону не в Ростов, а во Владимир, который Андрей хотел сделать своим стольным городом вместо Ростова. Поставленная во владимирском соборе, святая икона сделалась местной святыней города. Каждое замечательное событие края в местной летописи рассказывается, как чудо Богородицы. Возникла, например, борьба между Ростовом и Владимиром о первенстве, кончилась в пользу Владимира, и летописец объясняет, что в этом споре городов ростовцы были правы, но они хотели поставить свою человеческую правду, а забыли о правде Божьей, воспротивились Богородице, которая избрала не Ростов, а Владимир. В 1170 году Андрей Боголюбский послал в Новгород войско в наказание за нарушение крестного целования. Владыка Иоанн вынес на стены местную святыню Новгорода - икону Знамения Богоматери. Осаждавшие не переставали стрелять и одна стрела попала в чудотворный образ; он сам собой обратился ликом к городу и испустил слезы. И вот тьма покрыла полки Боголюбского, как некогда полки Фараона, и они потерпели страшное поражение. Так рассказывает новгородская летопись; но владимирский летописец, разумеется, не считает своего святого князя за Фараона и рассказывает, что войска его с помощью Владимирской Богоматери достаточно наказали клятвопреступников новгородцев, бедственное же возвращение Андреевых полков приписывает только трудности пути и голоду. С чужой святыней часто обращались без подобающего уважения. В 1169 г. полки того же князя Андрея и его союзников взяли Киев и разграбили Софийский, Десятинный и др. храмы и монастыри, взяли с собой ризы, колокола, иконы и всякую утварь, вероятно, для украшения своих церквей; некоторые церкви даже сожгли.

Святые мощи.

Другой чтимой святыней были святые мощи. Их доставлял в Россию Царьград, бывший тогда хранилищем мощей из разных мест востока, захваченных мухаммеданами. Открывались мощи и русских святых: в 1007 году были открыты мощи святой великой княгини Ольги, в 1020 году - святых Бориса и Глеба, в 1091 году - преподобного Феодосия Печерского, в 1164 году - святых Леонтия и Исаии Ростовских, потом - Авраамия Ростовского, в 1192 г. - князя Всеволода Псковского. Удельный дух проявлялся и в чествовании святых мощей. Когда открыты были мощи святого Леонтия, Андрей Боголюбский благодарил за них Бога и говорил: "теперь я уже ничем не охужден" пред другими князьями, у которых в уделах были свои мощи. В сказании об открытии мощей князя Всеволода в укоризну Новгороду говорится, что новгородцы выгнали от себя этого князя при жизни, а теперь прислали протопопа во Псков за его мощами, но что святой сам не восхотел идти к ним (рака с мощами не сдвигалась с места) и только в знак примирения своего с Новгородом отдал на благословение этому граду ноготь со своей руки.

Общественное значение храмов.

Христианские святыни таким образом, кроме религиозного, получили еще высокий общественный характер. Понятно, какое общественное значение должен был иметь христианский храм, когда около него сосредоточивалась вся общинная жизнь. На погосте около него собирались общинные сходы, решались общинные дела, завязывались сделки, торги, тут же стояла приходская школа, в которой учило местное духовенство, и приходская богадельня, в которой через посредство того же духовенства совершались дела общественной благотворительности. От того наша древняя община всегда носила не столько юридический, договорный характер, сколько религиозно-братский. Лучшим выражением такого религиозного братства ее членов служит древняя приходская братчина. Вся приходская община из сборного солода и круп готовила общее братское пиво и кашу и сообща праздновала свой приходский праздник. О важности этих праздников для развития общественности говорит старая пословица, замечающая о неуживчивом человеке: "с ним пива (или каши) не сваришь." С течением времени такие временные братские собрания от частого повторения их обращались в постоянные союзы, в братства, которые принимали на себя заботу о всех приходских делах, о содержании церкви и причта, о богадельне и приходской школе. Такое именно братство мы и видим в Иванском купечестве около церкви Иоанна Предтечи на Опоках. Чем был приходский храм для приходской общины, тем же был собор для города и для целого удела. Около него сосредоточивалась вся городская жизнь, жили владыка и князь, собиралось по звону соборного колокола вече. Самый город считался как бы принадлежностью собора. Новгород был городом святой Софии, Псков - святой Троицы, Владимир - Богородицы и т. д. Все волости и пригороды тоже были волостями и пригородами Софии, Спаса, Богородицы и пр. Имена этих святынь служили военными кликами в удельных битвах. Все городское благосостояние поставлялось под покровительство местной святыни. О построении новгородского собора сохранилось в этом отношении выразительное предание. На куполе собора иконописцы изобразили Спаса с благословляющей рукой, но на другой день рука Его оказалась сжатой; два раза поправляли и оба раза рука опять сжималась; в третий раз услышали голос от образа: "Писари, писари! Не пишите Меня с благословляющей рукой, а пишите со сжатой; в этой руке Я держу весь Новгород; когда она раскроется, будет скончание граду."

Новые русские праздники.

Обретение мощей русских угодников Божиих, строение знаменитых храмов, чудеса, например, чудо Знамения Богородицы во время осады Новгорода в 1170 г., чудо Спасителя, Богоматери и Честного Креста в победе 1-го августа князя Андрея Боголюбского над болгарами (1164 г.) и другие события делались поводом к установлению новых праздников. К концу ХI или в начале ХII века явился новый праздник перенесения мощей святителя Николая из Мир Ликийских в город Бар (оно происходило в 1087 г. по случаю занятия Ликии турками), праздник, которого греки не праздновали.

Богослужебные уставы, книги и церковное пение. Какой устав был принят у нас при богослужении, определить трудно. В большинстве бедных церквей не доставало даже самых нужных богослужебных книг, а о постоянной уставной организации богослужения нечего было пока и думать. Первый определенный устав введен был ранее всех церквей и монастырей преподобным Феодосием в монастыре Печерском; это был устав Студийский. Отсюда он распространился повсюду и сделался надолго господствующим в Русской церкви. Богослужебные книги употреблялись у нас сначала в болгарском переводе; в самой России их стали переводить со времени Ярослава, который, по отзыву летописца, любил церковные уставы. Явилось несколько и русских богослужебных произведений: митрополит Иоанн I написал службу святым Борису и Глебу, епископ Иоанн Ростовский в конце ХII века - службу святому Леонтию Ростовскому; были написаны службы преподобному Феодосию Печерскому, на перенесение мощей святителя Николая в Бар-град (9-го мая) и святому Владимиру. Из авторов в богослужебном роде известны: печерский инок конца ХI века Григорий - творец канонов, которому принадлежат каноны преподобному Феодосию и святому Владимиру, сам Феодосий, составивший несколько молитв, и святой Кирилл Туровский, написавший молитвы на дни недели и канон молебный. При великом князе Ярославе русское богослужение получило особенное благолепие от введения в него, вместо прежнего болгарского унисонного пения, "изрядного осмогласия (по 8 гласам октоиха), наипаче же трисоставного сладкогласования (гармоничного трехголосного пения)," которое принесли в Россию явившиеся в 1051 году с нотами три греческих певца, "и самого демественного пения," т.е. партесного по мелодиям императорских и патриарших доместиков (регентов).

Богослужебные особенности Русской церкви и развитие обрядности в религиозной жизни.

Из вопросов Кирика епископу Нифонту и другим духовным лицам, церковного правила митрополита Иоанна II и других памятников описываемого времени узнаем разные особенности Русской церкви в совершении священнодействий сравнительно с позднейшим временем, обычаи, при том наблюдавшиеся, и вместе указания на крайнее развитие обрядности в религиозной жизни. Крещение младенца совершалось в 40-й день по рождении, если он не был очень слаб, и позднее, даже до трех лет. После наречения христианского имени всегда оставалось в употреблении другое мирское (славянское) имя. При крещении взрослых принято было оглашать инородцев в течение 40, а славянина в течение только 8 дней, вероятно, как лучше приготовленного к принятию веры. В 8-й день после крещения совершался обряд разрешения, состоявший, вероятно, в снятии с крещенного белой одежды и в омовении знаков миропомазания. Латинян, а равно отпадших от православия присоединяли к церкви чрез одно миропомазание. Касательно литургии известно, что ее можно было совершать даже на одной просфоре: вообще число просфор не было определено. Таинство Евхаристии было окружено высоким благоговением, которое возбуждало в Кирике иногда простодушные вопросы, например: можно ли попу служить, если он, поужинав, промолится всю ночь и не соснет? Можно ли давать причастие человеку, у которого гной идет из уст? Владыка Нифонт отвечал ему, что можно. Смущало также Кирика недоумение, можно ли причащать женщину, умирающую от родов, ранее 40 дней; ведено вынести ее в другую избу, обмыть и потом причастить. Обрядовый взгляд на покаяние выразился, между прочим, в дозволении супругам нести епитимии друг за друга. Было еще верование, что 10 литургий могут избавить от грехов за 4 месяца, 20 - за 8 месяцев, 30 - за целый год. Владыка Нифонт отвергал это верование, говоря, что богатый мог бы при этом грешить беспрепятственно, только расплачиваясь за литургии. Погребать умерших было принято до захождения солнца: "то бо есть последнее видит солнце до будущего воскресения," объяснил Нифонт. Святители находили нужным запрещать совершение сорокоустов заживо. Нельзя отсюда не замечать в юном русском христианском обществе слабого знакомства с духом православия и уже слишком крайнего преобладания обрядового направления. Церковные пастыри вынуждены были даже восставать против чрезмерного упования на обряды, в которых простота видела более доступные для нее и легкие способы к спасению без внутреннего религиозного развития. Так, в ХII веке стало нужно запрещать путешествия к святым местам, которые очень рано вошли у нас в благочестивый обычай. Нифонт новгородский советовал разрешать путешествия только немногим, с разбором, а его преемник святой Иоанн за обеты идти к святым местам велел даже налагать епитимии.

Спор о постах в среду и пяток.

Он долго занимал русское общество, и принадлежит к характеристическим явлениям времени. В 1157 г. ростовцы выгнали от себя епископа Нестора за то, что он, на основании действовавших в Греции древних строгих постановлений, не разрешал поста в среду и пяток даже по случаю великих праздников, кроме Пасхи, Пятидесятницы, Рождества и Богоявления Господня. Противником сего был некто Феодор, племянник смоленского епископа Мануила, который, на основании более позднего Студийского устава (Х в.), считал дозволенным разрешать пост не только для Господских и Богородичных праздников, но и для памятей великих святых. Митр. Феодор и патриарх оправдали учение Нестора. Но преемник Нестора Леонтий был еще строже: основываясь на правилах, в Х и ХI в. уже отмененных, он не хотел разрешать поста ни для каких праздников, и явилась, по выражению летописца, "ересь леонтинианская." В России его оспорили; он отправился для решения дела в Грецию, но и там тоже был осужден. В 1168 году спор о посте, затихший было на севере, с новой силой возгорелся на юге. Печерский игумен Поликарп с братией держались относительно постов правил Студийского устава. Митрополит Константин разделял напротив мнение Нестора. По предложению великого князя Мстислава, в Киеве собрался собор. Но на соборе мнения тоже разделились: одни с великим князем стали на сторону митрополита; другие, не желая досаждать ни митрополиту, ни великому князю, предоставляли распоряжения о соблюдении того или другого устава воле архиереев и игуменов по монастырям; третьи думали, что дело нужно перенести на суд патриарха. Мстислав закрыл собор без решения, но когда все несогласные с митрополитом разъехались. Поликарп был осужден на заточение. Этот поступок митрополита сильно встревожил противную партию, которая благоговела перед печерским игуменом за его святость. Святослав Черниговский даже прогнал своего епископа Антония за то, что он действовал заодно с митрополитом. Последовавшее вскоре взятие Киева войсками Боголюбского народ прямо объяснял гневом Божиим за Поликарпа. Правила Студийского устава относительно постов оставались господствующими в России до падения этого устава в следующем периоде.

5. Христианская жизнь.

Влияние христианства на перемену нравственно-религиозной жизни русского народа.

Понятно, что обрядовое благочестие не могло сдержать особенно сильных проявлению грубых страстей удельного времени. Это было тяжелое время усобиц; опустошительные войны шли из года в год то там, то здесь. Князь, строивший в своем городе церкви и монастыри, подававший милостыню, прославляемый летописцем, как князь благочестивый, грабил и жег церкви и монастыри в чужом уделе, истреблял чужих смердов и их животы, и потом на счет чужого добра и чужих, православных же, святынь украшал свои святыни. То же самое делали жители одного края с жителями другого. Видим множество жестокостей, в роде ослепления Василька, братоубийства между князьями рязанскими, убиения князя Игоря киевлянами, Андрея Боголюбского его дружинниками, ослепления Ростиславичей владимирцами. В религии, в крестном целовании было единственное ручательство мира и безопасности, но под влиянием страстей и это ручательство оказалось не крепким; встречаем примеры грубого презрения к клятве. Нарушив клятву, данную великому князю Изяславу II, Владимирко Галицкий с насмешкой сказал его послам, указывая на крест, который целовал: "Что мне сделает этот маленький крестик?" и после этого отправился к вечерне. Видим имел большее уважение к духовенству, но и это уважение было тоже не прочно. Ростислав, брат Мономаха, убил святого инока Григория за обличение. Великий князь Святополк тоже за обличение мучил печерского игумена Иоанна, а между тем этот князь славился своим уважением к Печерскому монастырю. Сын его Мстислав замучил иноков того же монастыря Феодора и Василия, услыхав, будто они нашли клад и не хотят отдать ему своей находки.

При всем том в жизни общества нельзя не замечать и христианского влияния. И древние летописи, и проповедь духовенства, и речи князей - все говорят о мире, о соединении, осуждают современную рознь и безурядицу во имя высших, нравственных начал. Речи эти не всегда переходили в дело, но важно и то, что они существовали; видно, что общество было все-таки христианское. Пастырям церкви нередко и на самом деле удавалось останавливать кровопролитие. Под влиянием церкви является между князьями нечто похожее на мир Божий, который видим в это же время среди усобиц западного феодализма: по воскресеньям не делали приступов к городам; Мономах прекращал войну перед великим постом. Вместо древнего долга мстить за свою обиду и богатырского стремления везде честь свою взять, некоторые князья усваивают себе другие, высшие правила - прощать обиды, смиряться перед соперником, чтобы не проливать крови христианской. Мономах уступает великокняжеский престол другому, чтобы избежать кровопролития, всю жизнь свою разбирает ссоры князей и мирит их. Сын его Мстислав не хочет воевать с Олегом Рязанским, даже ходатайствует за него перед своим отцом, а этот Олег убил его брата, хотел отнять удел у него самого. По этому случаю Мономах написал замечательное по своему теплому христианскому чувству послание к Олегу, вызывая его на мир и прощая ему все.

В семейной жизни церковь старалась прежде всего проводить правильные понятия о браке. Из правила митрополита Иоанна узнаем, что в простом народе думали, будто брачный обряд существует только у князей и бояр. Устав Ярослава назначил пеню с двоеженца. Из вопросов Кирика видим, что языческая невоздержанность и сожительство с женами без благословения церковного не исчезли еще и в высших классах. Церковь старалась ограничить свободу разводов по смыслу канонических постановлений, допуская послабление только в том случае, когда муж оставлял жену или жена мужа для пострижения в монашество; остающейся в миру половине дозволялось вступать в новый брак. В отношениях полов господствовала чувственная грубость, что унижало даже самый брак и вызывало противоположную крайность - развитие крайне аскетических воззрений на брак и на женщину. Второй брак допускался только из снисхождения к немощам природы, а третий считался уже блудом; священнику, благословившему такой брак, правило митрополита Иоанна назначило извержение из сана. Женщина трактовалась, как причина соблазнов и существо нечистое. Кирик сомневался, можно ли служить в ризах, в которые вшита заплата от женской одежды. В грамотном обществе ходили разные бранчивые заметки о женской злобе, которые потом разрослись в огромные статьи.

Остатки язычества.

Вооружаясь против нравственных настроений общества, церковь должна была в то же время с особенной настойчивостью бороться против даже прямых остатков язычества. Это было время еще самого грубого двоеверия в народе. Многие по старой памяти ходили молиться под овины, к священным деревам, озерам и кладезям, сходились на языческие игрища и проч. Не забыты еще были и древние мифы; в "Слове о полку Игореве" говорится и о ветрах - Стрибожьих внуках, и о Дажьбоге, и о Хорее, которому прерыскивал путь волкодлак (оборотень) Всеслав полоцкий, и о Бояне - внуке Волоса, и о мифической силе стихий, к которым плачущая Ярославна (супруга Игоря) обращается, как к божествам, с воззванием: "почто господине?" Мы видели, как сильны еще были волхвы. Сам летописец разделяет народную веру в их силу, только, сообразно с новыми понятиями, приписывает эту силу дьяволу. О Всеславе полоцком он рассказывает, что мать "родила его от волхвования с язвой на голове, и волхвы сказали: навяжи на эту язву на уз, который пусть носит до смерти; Всеслав точно носит его до сих пор, от того он так и кровожаден." В другом месте летописец уверяет, что волхвования особенно бывают от женщин, повторяя языческие понятия о ведьмах. Церковь преследовала полуязыческие народные игрища и волхвов, но ее меры не могли проникнуть в недоступные недра семьи, где главным образом и хранилась языческая старина. Тут по-старому краяли (резали) хлеб, сыр и мед Роду и Рожаницам, молились домашнему очагу, употребляли разные заговоры и чародейные средства; приметы, обряды и поверья окружали всю домашнюю жизнь, так что проповедники прямо обличали народ в язычестве.

Примеры благочестия в жизни русских князей и пастырей церкви.

При слабом усвоении христианства в народной массе не удивительно, что примеры истинно христианской жизни за описываемое время известны нам преимущественно между высшими классами и духовенством. Восходящее солнце озарило еще только вершины - низменности лежали в прежнем мраке. Первый пример нравственного возрождения под влиянием христианской веры представляет нам сам Владимир. Из удалого вождя дружины, чуждого земле, какими были и он, и все прежние князья, он стал первым земским князем нарядником*, который думал с дружиной, епископами и старцами "о строи земляном," который и воевал уже не из одной беззаветной богатырской удали, а для защиты своей страны, стал "красным солнышком" народа. Его широкая натура, которая вела его прежде к излишествам языческого разгула, теперь проявлялась в необыкновенном благодушии и ласковости, о которых говорят и летопись, и старые былины. Это был ласковый князь, у которого весьма был радушный прием и привет, добрый кормилец нищих, покровитель слабых. Бедняк смело шел на его княжеский двор и брал кушанье, питье и деньги. Этого мало: "дряхлые и больные, сказал князь, не могут доходить до моего двора," и велел всякие припасы развозить для них по городу. В праздники он ставил трапезы себе с дружиной, духовенству и нищим. В своем церковном уставе, как мы видели, он тоже позаботился о богадельнях и больницах. 15 июля 1015 года умер добрый князь и плакали по нему все, знатные и убогие. Мощи его положены были в Десятинной церкви. По следам Владимира пошли дети его, - второе христианское поколение русских князей, - мученики Борис и Глеб, Мстислав, Ярослав с супругой Ириной, в иночестве Анной, первой инокиней из русских княгинь. Следующие поколения русских князей выставили из своей среды несколько святых, прославленных церковью, каковы были: сын Ярослава Владимир Новгородский - строитель новгородской Софии, просветитель Мурома Константин с чадами, сын благочестивого Мономаха Мстислав, сын Мстислава Всеволод Псковский, черниговские Игорь Ольгович и Святослав Давидович - в иночестве Николай Святоша, Ростислав Смоленский, Андрей Боголюбский, Петр и Феврония Муромские и другие. Между княгинями, кроме св. Ольги, Февронии и Ирины, прославились святостью Анна, сестра Мономаха, подвизавшаяся в киевском Андреевском монастыре, и Евфросиния, дочь Святослава Полоцкого, основавшая монастырь в Полоцке, под старость путешествовавшая в Иерусалим и там скончавшаяся (1173).

Из русских митрополитов причислены к лику святых Михаил, Илларион, Иоанн II, Ефрем и Константин; из епископов: ростовские - Феодор, Леонтий, Исаия, владимирский Симон, туровский Кирилл. Особенно много видим в лике святых новогородских владык, таковы: епископы Иоаким, Лука Жидята, Никита чудотворец, известные Нифонт и Аркадий, Иоанн, участвовавший в чуде Знамения Богородицы; слава о его святости и чудесах над бесами послужила поводом к составлению сказания о поездке его в Иерусалим на бесе.

Монашество.

Но главным средоточием святой жизни были монастыри. За стенами монастыря грубым страстям давался полный простор; в монастыре был совершенно другой мир, где дух господствовал над плотью, мир дивных сказаний об иноческих подвигах, видениях, чудесах, сверхъестественной помощи в борьбе с бесовской силой. Подвиги монахов - богатырей духа - были поразительнее всех прежних подвигов богатырей физической силы, сияли, как выражался святитель Кирилл туровский, выше мирской власти. Этим объясняется стремление в монастырь всех лучших людей времени, стремление по крайней мере хоть перед смертью облечься в иноческий образ, которое церковь должна была даже сдерживать. Игумен Поликарп с трудом уговорил отказаться от пострижения великого князя Ростислава, представляя ему, что князьям Бог повелел жить в миру, творить суд и правду и соблюдать данную присягу. Умирая без пострижения, Ростислав горько жаловался на то, что его удержали от монашества. Некоторые поучения старались внушать, что не спасут человека один пост и черные ризы, когда он имеет злобу и неправду делает. Монастыри стали появляться у нас с самого начала христианства в Киеве и Новгороде. "Много монастырей, - говорит летописец, - поставлено от князей и бояр, но не таковы они, как те, которые поставлены слезами, постом и бдением." Таким монастырем, какой был нужен для юного христианского общества, со времен Ярослава и Изяслава явился монастырь Киево-Печерский, основанный Антонием и Феодосием.

Преподобные Антоний и Феодосий.

Преподобный Антоний был родом из Любеча. Пострижение свое он получил на Афоне, куда отправился для удовлетворения своего стремления к иноческому совершенству. Игумен монастыря, в котором он подвизался, понял, какую пользу его подвиги могут принести в России, и сказал ему: "Иди опять на Русь, и да будет на тебе благословение Святой Горы, ибо от тебя имеют произойти многие черноризцы." Антоний пришел в Киев, обошел все монастыри, но ни в одном не нашел такой строгой жизни, к какой привык на Афоне, и в 1051 году поселился в пещере недалеко от города. Скоро узнали о подвижнике люди, стали приходить за благословением, а некоторые просились к нему на сожительство. Первый поселился в его пещере пресвитер Никон, постригавший потом всех, кого принимал Антоний. За ним пришел Феодосий.

Преподобный Феодосий был родом из Василева, но всю молодость провел в Курске, куда переселился с родителями. Еще 14 лет он лишился отца и попал в руки матери, одной из тех матерей, которые любят деспотически. Мальчик рано выучился грамоте, стал читать книги, увлекся мыслями в иной мир и предался аскетическим подвигам. Домашняя жизнь не представляла удобств для этих подвигов, против которых сильно протестовала любовь матери, и Феодосий бежал из дома с прохожими паломниками, увлеченный их рассказами о святых местах. Мать воротила его с дороги и день после этого держала в оковах. Через несколько времени Феодосий снова бежал от нее в соседний город, где приютился у священника и пек просфоры для церкви; но мать нашла его и здесь и опять воротила домой. Она бранила его за то, что он отдавал свое платье нищим и хотел ходить в рубище; однажды увидала на нем вериги, которые резали его тело до крови, с сердцем сорвала их и больно его побила. Препятствия только усиливали аскетическую настроенность юноши; у него не выходили из ума слова Спасителя: "иже любит отца или матеро паче Мене, несть Мене достоин." Он в третий раз бежал из дома и явился в Киев, чтобы поступить в один из монастырей. Нигде не приняли нищего скитальца, который не мог дать за себя вклада. Наконец он нашел себе убежище по сердцу, пещеру Антония. Антоний (в 1052 г.) его принял и велел Никону постричь его. Через 4 года мать и здесь нашла Феодосия, но не могла уже воротить его домой. Желая умереть вблизи сына, она сама постриглась в женской обители святого Николая на Аскольдовой могиле. Братья Антониевой пещеры подвизались в строгом посте и трудах. Феодосиий трудился не только за себя, но и за других, делая часть их работы; в знойные ночи он выходил обнаженный на болото; комары мириадами впивались в его тело, а он спокойно прял волну и целую ночь пел Псалтирь.

Одним из самых ранних пришельцев в пещеру Антония был Моисей Угрин, слуга святого князя Бориса, уцелевший после резни на реке Альте. Во время нашествия Болеслава на Русь он попался в плен к полякам и достался одной панне, которая 6 лет мучила его, склоняя на любовь. Он тайно от нее успел постричься от одного странствующего инока. Измученный истязаниями и оскопленный злой госпожой, по освобождении от нее он провел остаток жизни в пещере Антония. При великом князе Изяславе явились к Антонию один знатный дружинник князя скопец Ефрем и сын другого дружинника, Варлаам. Скоро в пещерной общине произошли важные перемены. Никон удалился в Тмуторокань, где основал новую обитель. Ефрем уехал в Царьград, где стал заниматься списыванием книг для России. Потом и сам Антоний удалился в затвор на соседнюю гору, поставив игуменом Варлаама. Он жил в затворе до самой кончины (в 1073 году), только изредка принимая участие в делах обители. В игуменство Варлаама братья выпросили у князя Изяслава всю гору над пещерой, построили на ней, вместо прежней пещерной церкви, новую деревянную церковь во имя Успения Божией Матери, поставили келии, оградили все тыном и таким образом с 1062 года открыли Печерский монастырь, пошедший, по замечанию летописца, от благословения святой горы. После Варлаама игуменом (в том же году) сделался преподобный Феодосий.

Устройство Киево-Печерского монастыря.

С самого же начала своего игуменства преподобный Феодосии принялся за устроение монастыря. Число братии возросло до 100, и он позаботился введением между ними общежития. По его просьбе, Ефрем прислал из Царьграда устав Студийского монастыря, который и был положен в основание жизни в Печерском монастыре. Святой игумен принимал живейшее участие в спасении каждого брата, давал каждому спасительные советы, поучал братию в церкви; свои поучения говорил он тихо, с мольбой; во время обличительной речи из глаз его текли слезы. Он часто обходил келии, чтобы узнать, нет ли у кого, сверх общих, своих вещей, пищи или одежды, и все подобное предавал огню.

Даже ночью неусыпный игумен, ходя по монастырю, слушал у дверей келий, что делает каждый брат, и если слышал праздную беседу сошедшихся монахов, то ударял в дверь жезлом, а наутро обличал виновных. В положенное время ворота обители запирали и никого не пускали ни в монастырь, ни из монастыря. Вратарь однажды не пустил в монастырь самого великого князя. Первыми добродетелями иноческой дисциплины были послушание и смирение. Вся жизнь иноков проходила в долгих церковных службах и тяжких трудах. Пища была скудная и малопитательная, да и ее многие вкушали в самом малом количестве и через день. О материальном обеспечении монастыря не заботились ни игумен, ни братия, твердо веруя, что Питающий птиц небесных пропитает и Своих рабов; случалось, что с вечера не знали, чем будут питаться завтра; при всем том монастырь на последние средства помогал нищим. Когда обитель несколько обогатилась, Феодосий отчислил на бедных десятую часть ее доходов и устроил особый двор, где жили нищие, калеки и больные; кроме того, каждую субботу из монастыря отсылался воз хлебов по тюрьмам.

Феодосий был во всем примером для братии. Никогда не видали его праздным; он носил воду, рубил дрова, работал в пекарне; ел один сухой хлеб и щи без масла; лежа не спал, а только дремал немного сидя и, очнувшись, спешил продолжать свою непрестанную молитву; тела никогда не мыл, кроме лица и рук; одежду носил в заплатах, так что в это нищем старце нельзя было и узнать знаменитого игумена, которого уважал сам великий князь. Раз он возвращался ночью от Изяслава. Возница не знал его и сказал грубо: "Ты, монах, всегда празден, а я постоянно в трудах; ступай на лошадь, а меня пусти в колесницу." Феодосии смиренно послушался и повез слугу. Последний со страхом узнал свою ошибку, когда увидел, как Феодосию кланялись, слезая с коней, встречные бояре, но Феодосий успокоил его и накормил в монастыре. Он часто ходил с наставлениями в дома мирян, своих духовных чад; по ночам иногда ходил в жидовскую часть Киева спорить с евреями, желая или обратить их ко Христу, или потерпеть от них мучение. Бедные, угнетенные в судах, находили в нем заступника, и судьи перерешали дела по просьбе уважаемого игумена. Феодосий имел большой вес у князя Изяслава. Когда Святослав отнял престол у Изяслава, один Печерский монастырь оставался верен изгнанному великому князю. Святослав, однако, терпеливо выслушивал обличения в неправде от преподобного Феодосия и не смел гневаться на него. Однажды Феодосий, придя к князю, застал у него музыку, песни и пляски скоморохов. Святой сел поодаль и со слезами заметил Святославу: "Будет ли так на том свете?" Великий князь велел прекратить игры, и с тех пор они всегда умолкали, когда докладывали о приходе Феодосия. Святослав так уважал святого мужа, что говаривал ему: "Если бы отец мой встал из мертвых, я так не обрадовался бы ему, как твоему приходу." Так же относились к Феодосию многие бояре. Между ними замечателен варяг Шимон, обращенный Феодосием из латинства, известный по своему участию в строении печерской церкви. В 1074 году мая 3-го преставился великий игумен, обещав перед кончиной молиться за монастырь и быть непрестанно духом с братией. Печерское предание приписывает ему и другое обетование: что всякий, положенный в стенах обители, будет помилован от Бога; предание это в старину было предметом общего народного верования.

При игуменах Стефане, Никоне и Иоанне в течение 15 лет производилось строение великой церкви во имя Успения Богоматери, начатое еще при Антоние и Феодосие в 1073 г. и оконченное освящением храма в 1089. Необычайные знамения окружали и строение, и освящение этой главной святыни Киева. Варяг Шимон два раза видел в видении изображение будущей церкви и, явившись к Феодосию, дал ему откровенную свыше меру ее и богатый вклад на построение. Сама Богоматерь послала мастеров из Царьграда и, заплатив им за труды вперед, дала им для храма Свою икону и мощи семи мучеников. Небесная роса указала место для храма, а небесный огонь очистил это место от зарослей. Сами пришли иконописцы из Царьграда, нанятые там преподобными Антонием и Феодосием, спустя уже 10 лет после кончины этих святых. В 1091 г. в великую церковь перенесены из пещеры мощи преподобного Феодосия.

Прославлялась обитель и святыми иконами. Таковы были из сподвижников преподобного Феодосия: святой Исаия Ростовский, святой Стефан - преемник его по игуменству, потом епископ Волынский, провидец Иеремия, помнивший еще крещение Русской земли, нестяжательный Григорий, утопленный князем Ростиславом за обличения, безмездный врач Агапит и другие. Особенным уважением пользовался подвиг затворничества. Кроме преподобного Антония и Моисея Угрина, этим подвигом прославился преподобный Исаакий. Семь лет провел он в пещере в подвигах и в борьбе с бесами и однажды подвергся такому сильному бесовскому искушению, что дошел до потери сознания и телесных сил; нужны были многие годы, чтобы святой подвижник оправился от болезни, но, выздоровевши, он опять ушел в затвор, где и подвизался до смерти. Из иноков, подвизавшихся после Феодосия, замечательны: известные нам Евстратий, Пимен Сухой, Кукша, иконописец Алипий, игумены Стефан, Никон и Поликарп. Из затворников известны особенно: Феофил, 12 лет не видавший солнца в пещере, плакавший день и ночь; он скопил целый сосуд своих слез, а ангел пред его кончиной показал ему еще другой сосуд слез, которые он ронял на пол и которые превратились в благовонное миро; Никита, бывший после епископом в Новгороде; через год своего затвора он подвергнулся искушению человеческой славы - по внушению беса, явившегося ему в виде ангела, перестал молиться, стал читать книги и сделался изумительным учителем, но опытные иноки, заметив, что он знал наизусть весь Ветхий Завет, а Нового не читал, поняли его состояние и молитвою отогнали от него беса; после этого его нужно было снова учить грамоте, потому что он все забыл, что знал. Третий затворник Иоанн (Многострадальный) замечателен своею борьбою против плотской страсти; 3 года он не вкушал пищи по 3 - 7 дней и носил вериги, потом 30 лет провел в пещере, наконец закопал себя в землю по грудь и пробыл так весь великий пост, претерпевая величайшие мучения от жара и судорог во всем теле; огненный змей палил его пламенем и грозил пожрать; в самый день Пасхи молния ударила в змия, он исчез, и страсть навсегда потухла в подвижнике. От тяжелого затворнического подвижничества неопытных иноков в монастыре старались отговаривать и требовали от них общего жития в послушании игумену. Подвигом послушания и смирения особенно прославился князь Николай Святоша, проведший 6 лет искуса в унизительной для князя службе на поварне и привратником, несмотря на то, что против этого сильно восставали его братья, князья черниговские. Достопамятны многие другие иноки: знаменитый отец русской истории летописец Нестор, Прохор лободник, чудесно производивший во время голода хлеб из лободы и соль из золы, подвергшийся за это корыстолюбивой зависти великого князя Святополка; Феодор и Василий, убитые сыном Святополка Мстиславом. Бес в образе Василия сказал князю, что Феодор нашел клад в своей пещере; князь потребовал этого клада себе, но Феодор после долгой борьбы с корыстолюбием дошел до того, что забыл самое место клада; гнев князя поразил обоих подвижников.

Значение Киевской обители.

Печерский монастырь мало-помалу сделался образцом для всех других монастырей и получил огромное влияние на религиозность русского народа вообще. Из него аскетическая настроенность распространялась и в обществе; благочестие понималось в тех именно формах, в каких проявлялось оно здесь. По своей славе он считался старейшим между всеми монастырями; в ХII веке игумен его Поликарп получил сан архимандрита. Из Печерской обители брали игуменов в другие монастыри и иерархов для епархий; более 50 человек из ее иноков занимали епископские кафедры; выходцы из нее всюду разносили ее дух, устав, и творения ее подвижников Иакова, Нестора, Симона, Поликарпа. Каждый ее постриженник, где бы ни довелось ему жить, хранил к ней трогательную любовь и старался по крайней мере под старость, перед смертью воротиться в ее стены. Симон Владимирский называет блаженными тех, которые погребаются в священной печерской земле. В письме к иноку печерскому Поликарпу он писал: "Кто не знает красоты церкви владимирской и другой суздальской, которую я выстроил? Сколько городов и сел принадлежат им! По всей земле той собирают десятину, и всем этим владеет наша худость. Но пред Богом скажу тебе, всю эту славу и власть вменил бы я в прах, лишь бы Бог привел мне хоть хворостиною торчать за вратами или сором валяться в монастыре Печерском и быть попираемому людьми." По мере распространения славы своей обитель обогащалась пожертвованиями князей и других благочестивых людей и стала богатейшим монастырем в России. Князь Ярополк Изяславич дал ей три волости, дочь его - 5 сел, Ефрем епископ суздальский - двор в Суздале с церковью и селами. Монастырь получил возможность возводить богатые постройки и совершать дела благотворительности в самых обширных размерах.

Другие замечательные монастыри.

Вслед за Киево-Печерским монастырем возникали новые обители во всех русских городах, преимущественно с половины ХII века. В одном Киеве их было до 17; в Переяславле и Чернигове было по 4 монастыря, в Галицком княжестве 3, в Полоцке, по житию святой Ефросинии, значится тоже 3, кроме ее Спасского монастыря, а в Смоленске, по житию святого Авраамия смоленского и по летописи - 5 монастырей. Преподобный Авраамий подвизался к концу ХII и в начале ХIII в. Раздав свое богатство нищим, он несколько времени юродствовал по улицам, потом поступил в монастырь. Здесь, постоянно занимаясь книгами, он дошел до такой мудрости, что сделался любимым учителем и священником всего города. Из зависти к его славе, против него восстало городское духовенство и обвинило его перед епископом в ереси, но он скоро был оправдан своим благочестием и чудесами, и был поставлен игуменом Ризположенского монастыря, который своим мудрым управлением успел довести до высокого духовного совершенства. В юго-западной Руси возникновение обителей стеснялось набегами половцев и усобицами князей. Благочестивые иноки любили уходить для основания монастырей особенно на север, где было более покоя, и где, кроме того, сама природа с своими лесами представляла прекрасные места для монашеских подвигов.

В одном Новгороде было до 20 монастырей, а по всему пространству новгородских владений более 30. Первое место между новгородскими монастырями занимал основанный Ярославом Юрьев монастырь, настоятель которого носил титул архимандрита. За ним более других пользовались уважением Антониев и Хутынский. Первый основан в начале ХI века преподобным Антонием Римлянином, который, удалившись от гонения, воздвигнутого в Риме на православных, приплыл на камне в Новгород и спасался здесь в своем монастыре 40 лет; второй основан в конце ХII века преподобным Варлаамом на пустынном месте в 10 верстах от Новгорода. В Ростовской земле также было довольно монастырей - в Ростове было их 2, в Суздале 4, во Владимире 5, Переяславле, Костроме, Нижнем, Ярославле по одному. Первым монастырем с настоятельством архимандрита был здесь Рождественский владимирский, основанный Всеволодом III в 1192 г. Богатством своим славился монастырь Боголюбов, основанный в 1158 году Андреем Боголюбским. В начале ХIII века супруга Всеволода III Мария создала владимирский Успенский монастырь, в котором и почила вскоре после своего пострижения. В Ризположенском суздальском монастыре (с 1227 г.) спасалась другая княгиня Евфросиния, дочь Михаила Черниговского, прибывшая в Суздаль невестою суздальского князя, но не заставшая его в живых (+ 1250 г.).

Многие из упомянутых монастырей, как и Киево-Печерская лавра, владели недвижимой собственностью и рабами. Так, до нас дошли: грамота великого князя Мстислава Юрьеву монастырю (1128 г). на село с данью, вирами и продажами; грамота Варлаама Хутынскому монастырю на земли, разные угодья, челядь и село; купчая и духовная Антония Римлянина его монастырю тоже на земли и рабов и другие. Имущества Монастырей, кроме содержания обителей, везде назначались еще на дела благотворительности, которые давали монастырям высокое общественное значение.

Рассуждает об основах духовной безопасности. Для взрослых и детей правила одинаковы: не заигрывать с силами тьмы.

Кольский полуостров. Туристы, с всё большим восторгом открывая для себя собственную страну, ездят сюда очень охотно. Оно и правильно, и похвально: русским людям знать Россию, узнавать ее естественно. Но бывают и досадные казусы, которые не только мешают изучать историю и культуру Отечества, но и просто кричат о необходимости просвещения нашего народа — качественного светского и хорошего духовного. Маленький пример. Туристическая достопримечательность — саамская деревня: милые олени, собаки хаски, традиционные жилища — вежи, пытры, тупы, дивная природа, катания на санках. Но каким-то непостижимым образом здесь стоят деревянные истуканы, как заверяют, «истинных саамских богов». Вы можете услышать истории о «великой целебной силе национальных лопарских богов» (правда, вся эта сила сказывается почему-то почти исключительно на половой сфере). Могут и очень настойчиво рекомендовать положить перед идолами пусть небольшую, но сумму — «иначе не подействует». Такому-то идолу молятся только в таких случаях, другому идолу — в иных. Главное — положить деньги и попросить о помощи. И всё это входит в повествование о подлинной самобытности лопарей-саамов. Несуразность ситуации, ее глупость еще и в том, что в помещении, где вам всё это рассказывают, находится икона святителя Николая… Тут уже старый анекдот напрашивается сам собой: «Ты либо крест сними, либо трусы надень».

Если честно, то мне больше интересны лопари, а не идолы, поклонение которым им приписывается. Скорее, желая защитить этот маленький народ от приписывания ему , я обратился к епископу Североморскому и Умбскому Митрофану (Баданину).

— Владыка, по вашему мнению, является ли идолопоклонство признаком самобытности какого бы то ни было народа? Идет ли речь в этом случае, на ваш взгляд, действительно о религии?

— То, о чем вы рассказали, — на мой взгляд, яркая иллюстрация той духовной пустыни, что оставило в наследство нашим людям прошедшее столетие. Эта, по сути, смехотворная ситуация с вырезанными неким ловким мошенником деревянными «лопарскими богами» у профессионала вызывает одну реакцию, выраженную словами: «и смех, и грех». Посетителей этой так называемой «лопарской деревни», как сейчас принято говорить, просто «разводят на деньги».

Языческое верование лопарей замкнутое, и воспользоваться их «духами» постороннему, к счастью, невозможно

Кратко о древних лопарских верованиях. Объектами религиозного почитания лопарей являлись так называемые «сейды», разновидность мегалитов, иногда напоминающих каменные менгиры. Каждый из этих особо приметных камней принадлежал конкретному лопарскому роду, территориальной общине — «сийту». Отсюда схожесть со словом «сейд»: каждый мегалит помогал лишь своему «сийту». Кроме того, главными «помощниками» каждого лопаря в быту были личные, предаваемые по наследству «падшие духи», или, по-простому, бесы. Но они тоже общались лишь со своим хозяином. Единственно, лопари могли торговать своим умением предсказывать, гадать, и прочими магическими услугами, что обеспечивали им наследственные духи. Так что языческое верование лопарей очень замкнутое, и воспользоваться их «духами» постороннему, к счастью, невозможно. Да и не приведи Господь, если случайно «подцепишь» чужого беса: беснование — тяжелейшее духовное расстройство. И уж точно, никаких бородатых скульптур из дерева лопари не изготавливали, и о чем-либо просить эти поленья просто смешно. До 1917 года все лопари были крещеными, посещали православные церкви и от греха язычества береглись. Случаев возвращения к помощи «богов» древности было совсем немного. В XX веке все перемешалось: атеизм стал вполне уживаться с язычеством и примитивными суевериями.

— Удручающая картина: туристы, подавляющее большинство — русские, у многих видны нательные кресты — с восторгом прямо бегут к группе идолов, кланяются, гладят, целуют истуканы, кладут деньги. То, что «Русь крещена, но не просвещена», понятно. Но есть же какие-то границы, за которые не имеет права переступать даже номинально крещеный человек? Чем вызван, по вашему мнению, такой радостный, дикий даже ажиотаж «теоретически православных» туристов, приехавших знакомиться с землей Русского Севера? Чем опасен этот восторг? Опасен ли вообще, или же это просто глупая дань моде, и ее легко можно простить, не заметить, сославшись на: «Ну, не все же у нас грамотные. Зато все крещеные. Ничего, Бог простит».

— Если серьезно и по большому счету рассмотреть происходящее, то перед нами лишь маленькая наглядная иллюстрация колоссальной проблемы страны, которую можно назвать — духовная безграмотность. Она — очевидное и неизбежное следствие того чудовищного эксперимента, который был проведен над несчастным русским народом богоборческой властью коммунистов в XX веке. Когда, начиная с 1917 года, все силы атеистического государства были направлены на обслуживание «мифа о земном светлом будущем», где невиданные материальные блага изольются на человека, как из рога изобилия. Вся мощнейшая политическая, научная, культурная и идеологическая машина страны имела конкретную задачу — убедить каждого, что существует и важна только материальная сторона жизни, то есть «мир видимый». Все остальное, что относится к «миру невидимому», к миру духов — отнесли в разряд «поповских сказок», рассчитанных на невежество темных масс. Православную Церковь практически уничтожили, а то немногое, что осталось, превратили в некое «гетто». Таким образом, сословие священства, как подлинных профессионалов в сфере духовного мира и тайных знаний, исключили из жизни народа. Руководителями страны была официально провозглашена цель проводимого эксперимента: сформировать к 1977 году новый тип людей, новую общность — «советский народ».

И если бы в те годы в такую «лопарскую деревню» привели группу туристов, состоящую из «идеологически подкованных» коммунистов, комсомольцев и пионеров, и попробовали бы их обрабатывать подобным образом, то идолы были бы немедленно порублены и сожжены, а экскурсовод получил бы срок по статье 58-10 УК РСФСР «Антисоветская пропаганда или агитация».

Но закончился срок Божьего наказания Руси, и богоборческая идеологическая машина рухнула вместе с Советским Союзом, пропагандистские клише и атеистические фантомы коммунизма улетучились, и в душах русских людей окончательно образовалась абсолютная духовная пустыня. Но, как справедливо замечает народная мудрость, свято место пусто не бывает. В каждом человеке живет врожденная религиозность, как неистребимое понимание того, что далеко не все в этом мире можно постичь силой рационального ума, что существует невидимое «нечто», некая иная реальность со своими неумолимыми законами.

— Могли бы вы посоветовать что-либо любознательным путешественникам и их детям? Ведь огромное количество гостей — дети. Нужны ли им такие, с позволения сказать, «открытия»?

— В этой связи вспоминаю свой опыт завершения безбожного, коммунистического прошлого и неожиданного открытия для себя реальности «иного» мира. Помню, как тогда, в 1990-е годы, я в полной мере окунулся в обольстительные оккультные практики. Магические салоны в Петербурге росли, как грибы после дождя. После недавнего атеистического оболванивания такая реакция общества была вполне закономерна. Я воочию убеждался в реальности сил невидимого мира, в возможности выйти с ними на контакт, получить от них сокрытое знание и реальную помощь от падших ангелов.

Создания, проклятые Богом, неспособны делать добро по определению

Много позже, придя к истинной вере Православной, я поспешил искренне покаяться в этих недостойных христианина заигрываниях с «хвостатыми и рогатыми» богоборцами. И теперь, оценивая с христианской точки зрения те «чудеса» и подаваемую ими очевидную «помощь», я твердо знаю, что все те привлекаемые с помощью магических приемов силы тьмы по своей природе абсолютно злы. То есть как создания, проклятые Богом, они неспособны делать добро по определению. Таковы законы жизни в мире падших ангелов, и нарушение их невозможно, ибо контролируется всей бесовской иерархией и зиждется на страхе жестоких наказаний.

Эти невидимые нам услужливые помощники навсегда связаны неумолимым законом Божьего проклятия, произнесенного над ними: и сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты (Быт. 3, 14). Потому все, творимое служителями князя тьмы, будет ограничено непременным условием: то видимое благо или добро, которое, казалось бы, несет в себе обращение за помощью к падшим духам и их служителям, должно быть неукоснительно компенсировано превосходящим злом и страданиями в ближайшем будущем. Расплата за общение с силами тьмы и наивное упование на тварь вместо Творца наступит непременно, в виде еще более серьезных проблем или же трагических жизненных обстоятельств. Каждый, кто прибегал к помощи сил тьмы, обращаясь к магам, гадалкам, «целителям», экстрасенсам и иже с ними и, возможно, даже получал некую помощь, спустя срок непременно признается, что взамен он «получил по полной».

Силы тьмы любить нас не могут, по-настоящему любит нас только Господь

Спасти человека от такого тяжкого исхода может только Сам Господь, через отречение от сил тьмы и вовремя принесенное искреннее покаяние, через таинство Исповеди.

Всегда помните, что силы тьмы любить нас не могут -— они могут лишь ненавидеть. По-настоящему любит нас только Господь, поскольку Он наш Отец Небесный. Потому и просить все потребное нужно у Него, и у Его Пречистой Матери Богородицы, и у всех великих угодников Божиих, которыми так богата наша родная Православная Церковь.

Духовное просвещение русского народа в период правления императора Петра I.

Лепёха Е.А. – с тудентка педагогического факультета группы ДП-91 Северо-Восточного государственного университета;

Шкатова Е.А.– д оцент кафедры педагогики и психологии начального обучения и дошкольного воспитания, кандидат педагогических наук, доцент.

В настоящее время, когда в течение последних двадцати лет мы наблюдаем процесс возрождения системы духовного образования, представляется чрезвычайно полезным заглянуть в прошлое, чтобы увидеть тот непростой путь, который прошло российское духовное образование со своего зарождения при императоре Петре I.

Правление Петра I - эпоха реформ, коренным образом изменивших облик России в XVIII веке. Перемены происходили практически во всех областях жизни общества. Существенные изменения коснулись и духовного образования. Развитие системы просвещения при Петре I тесно связано в первую очередь с нуждами государства в развитии экономики, преобразовании армии, создании государственного аппарата.

Император попытался ограничить духовное образование, придав ему сословность и узкую профессиональную направленность. Мысли о необходимости специального духовного образования Петр I высказывал еще патриарху Адриану в конце XVII века, после возвращения из путешествия по Европе.

В допетровский период четкой системы образования, в том числе духовного, не существовало. Общая образованность великорусского духовенства вплоть до конца XVII века была сравнительно невысокой. Периодически возникавшие школы были среднего уровня и быстро закрывались. Первые учебные заведения в России создавались Русской Православной Церковью и имели ярко выраженную духовную направленность. Так, в 1653 году в Москве возникла школа под руководством иеромонаха Арсения Грека, в это же время в Заиконоспасском монастыре действовала школа Симеона Полоцкого, в 1681 году появилась типографская школа иеромонаха Тимофея. Все это были учебные заведения начального и среднего уровня. В 1685 году в Москве была открыта эллино-греческая академия. Первоначально она располагалась в Богоявленском монастыре. С 1687 года учебное заведение находилось в Заиконоспасском монастыре. По сравнению с существовавшими до этого школами обучение и программы по преподаваемым предметам значительно улучшились. К сожалению, при отсутствии других духовных школ она не могла подготовить необходимое число священнослужителей. К тому же ее выпускники активно привлекались на государственную светскую службу.

В западных землях, на Украине, ситуация была несколько иной. Там еще в конце XVI века для сохранения Православной Веры в условиях давления со стороны католичества православными братствами начинают создаваться братские училища. В наиболее известных из них - Киевском, Львовском, Виленском - образование стояло на достаточно высоком уровне. В 1635 году Киевский митрополит Петр Могила реорганизовал Киевское братское училище в коллегию, введя преподавание на латинском языке и западноевропейские образовательные стандарты.

В 1702 году Петр Первый даровал Киево-Могилянской коллегии наименование академии. Киево-Могилянская академия станет « первым рассадником и образцом для духовно-учебных заведений России ». Вследствие этого представители украинского духовенства, более образованные по сравнению с духовенством великорусских земель и мыслящие по-европейски, были востребованы Петром при проведении духовной реформы. Они заняли ведущее положение в Русской Церкви. Большинство архиереев вплоть до правления Елизаветы Петровны было из Малороссии.

Первым шагом в преобразовании духовного просвещения в России стало реформирование эллино-греческой московской академии. По указу Петра Первого рязанский митрополит Стефан Яворский, яркий представитель малороссийского духовенства, обратился за учителями в киевскую академию и устроил академию московскую по образцу киевской. Прежнее греко-славянское образование было заменено латинским.

Школа старого, греко-славянского типа доживала последние дни, хотя именно в это время в Новгороде устроено было превосходное греческое училище. В 1706 г. митрополит Иов вызвал к себе братьев иеромонахов Софрония и Иоанникия Лихудов и с их помощью открыл при архиерейском доме две школы низшую - славянскую и высшую - греческую. Планы ученых греков были обширные: они собирались открыть в Новгороде типографию и подготовить новый, исправленный перевод Библии на славянский язык. Но этим планам не суждено было сбыться. Уже через год иеромонаха Софрония перевели в Москву в греческую школу при типографии, а иеромонах Иоанникий к тому времени был в преклонных годах. В 1716 г. митрополит Иов скончался, через год умер и вернувшийся после кончины своего покровителя а Москву иеромонах Иоанникий. Созданная ими школа просуществовала еще десять лет.

В Москве греческое образование сохранялось лишь в типографской школе иеромонаха Софрония Лихуда, пока ее не соединили с академией. Сама же Спасская академия уже в 1700 г. была преобразована по киевскому образцу.

Архиереи из киевских ученых монахов открывали латинские училища и в провинции. В 1700 г. святым Иоанном (Максимовичем) открыта была школа в Чернигове, в 1702 г. святителем Димитрием - в Ростове, в 1703 г. митрополитом Филофеем - в Тобольск. Но священнослужители-великороссы часто не хотели отдавать в эти училища своих чад. Чтобы содействовать делу духовного образования, Петр I издал указ, по которому дети духовенства, не обучавшиеся в школах, не допускались к церковным должностям. Без аттестатов « поповичей » запрещено было принимать и в « чины гражданской службы », кроме « солдатского чина ». Пока число регулярных духовных училищ было невелико, в качестве временной меры при архиерейских домах и больших монастырях велено было устраивать начальные « цифирные » школы, куда принимались дети из всех сословий, а все дети духовных лиц обязаны были проходить эти школы под угрозой принудительной солдатчины.

« Духовный регламент » провозгласил обязательность обучения для детей священнослужителей и причетников. Необученные недорослн подлежали исключению из духовного сословия. « Регламент » поучал: « Когда нет света учения, нельзя быть доброму Церкви поведению, и нельзя не быть нестроению, и многим смеха достойным суевериям, еще же и раздорам, и пребезумным ересям » . Согласно « Регламенту », духовные училища содержались на средства архиерейских домов и сборов с монастырских земель.

В латинские училища принимались уже грамотные мальчики, получившие начальное образование у себя дома или в цифирных школах. Курс обучения разделялся на 8 классов, с преподаванием в 1 -м классе латинской грамматики, географии и истории, во 2-м - арифметики и геометрии, в 3 -м - логики с диалектикой, в 4-м - риторики и пиитики, в 5 -м - физики и метафизики, в 6-м - политики, в 7-м и 8-м - богословия. Языки - латинский, греческий, еврейский, церковнославянский - должны были изучаться во всех классах. А на деле преподавал ся один только латинский язык, который и стал языком обуче ния. В новооткрытых школах ученики отвыкали от славянского языка, даже Священное Писание они изучали по Вульгате.

Для воспитанников вводились строгие правила жизни. Общежития при училищах назывались « семинариями », впоследствии этим словом стали называть и самые духовные школы. Свидания с родными дозволялись семинаристам крайне редко. Школа была закрытой, подобно военным « корпусам ». « Таковое младых человек житие, - сказано в "Регламенте", - кажется быть стужительное и заключению пленническому подобное: но кто обвыкнет так жити, хотя чрез един год, тому весьма сладко будет ». Ректор, префект, надзиратели и учителя обязаны были жить при семинарии вместе с воспитанниками.

Во исполнение проекта, изложенного в « Регламенте », духовные училища семинарского типа стали открываться в разных городах России. В Петербурге в 1721 г. открыты были сразу две школы: одна - в Александро-Невском монастыре архиепископом Феодосием, другая на Карповке архиепископом Фео фаном. В том же году открылась семинария в Нижнем Новгороде, в 1722 г. - в Харькове и Твери, в 1723 г. - в Казани, Вятке, Холмогорах, Коломне, в 1724 г. - в Рязани и Вологде, в 1725 г. - в Пскове.

Но дети духовенства по-прежнему неохотно шли в семинарии. В школах не хватало учителей, не хватало книг, из-за недостатка средств жизнь семинаристов оказалась на самом деле крайне « стужительной » и часто полуголодной. И все же главной причиной недоверия к латинским семинариям и страха перед ними была их оторванность от церковной жизни. Великорусское духовенство смотрело на латинскую школу как на чуждую « латино-польскую колонию » в родной земле. Многих смущало и то обстоятельство, что почти все учителя были « черкасами » - выходцами из Малороссии и Польши. К тому же эти учителя порой смотрели на своих питомцев высокомерно, смеялись над ними и презирали их.

Детей часто свозили в школы под стражей, чтобы они не разбежались по дороге Некоторые убегали; беглецов укрывали родителя, которым новые школы казались хуже острога. Иные из догадливых « дезертиров науки » прикидывались юродивыми. В предвидения этих уловок « Регламент » требовал, чтобы неспособных учеников испытывали в семинарии целый год, « не притворяют ли они себе тупости », как другие « притворяют себе телесную немощь от солдатства », и только по годичном испытании исключались те, кто окажутся « детинами непобедимой злобы ». Но, несмотря на все полицейские строгости, несмотря на то, что беглецов ловили и возвращали в семинарию в кандалах, в списках учащихся против многих фамилий значилось « semper fugitiosus » ( постоянно в бегах). Лишь немногие из воспитанников дотягивали до последних богословских классов. Большинство же уходило либо на приходы, либо на светскую службу, не пройдя и половины семинарского курса. И часто выпускники духовных школ, ученые « латынники », оказывались хуже подготовленными к пастырскому служению, чем « псалтирники », обученные грамоте по-старинному: при родном храме по церковным книгам.

Так в богословской мысли России начала 18 в. сложилось два направления. Несмотря на то что в церковно-административной области архиепископ Феофан сумел захватить ключевые позиция, в богословской науке и в духовной школе на первых порах возобладало направление митрополита Стефана. Лекции, прочитанные Феофаном в Киевской академии, изданы были лишь при Екатерине II.

Самым великим творением русской духовной литературы петровской эпохи явились « Четьи Минеи » святителя Димитрия, митрополита Ростовского. Святитель Димитрий, в миру Даниил Саввич Туптало. родился в 1651 г. в местечке Макарове под Киевом в семье благочестивого сотника. Образование получил в Киево-Могилянской академии. Учителем и наставником Даниила был выдающийся проповедник и полемист архимандрит Иоанникий (Голятовский). В Ростове святитель создал духовную школу, в которой учились дети всех сословий. Обучение в школе строилось по латинскому, киевскому образцу. Но в отношениях между воспитанниками и учителями не было бездушного формализма и казенщины; они согревались взаимной заботой, доброжелательством, христианской любовью. Ученики много гуляли, катались в лодках по озеру Неро; по праздникам произносили « предики », ставили на сцене пьесы на темы библейской и христианской истории, которые писал для них сам святитель. Святой Димитрий часто посещал классы, в долгие зимние вечера толковал особенно даровитым воспитанникам Ветхий Завет, а ле том - Новый. Он исповедовал и причащал учеников, дарил им деньги, угощал их в архиерейском доме и у себя на даче за го родом. Для развлечения семинаристов заведена была по образцу латинских коллегий игра: лучший ученик именовался « им ператором » и его с церемониями усаживали на особое место. Рядом с « императором » сидел второй ученик - « сенатор ». Вся обстановка в семинарии, скорее семейная, чем официальная, скрашивала жизнь оторванных от родного дома школяров.

Указанные изменения дали существенный толчок становлению и развитию духовного образования в России. Результатом петровских реформ в этой сфере стало увеличение духовных школ; к 1725 году в России было около 50 епархиальных школ.

Библиография:

1. Василькова Ю.В. Страницы отечественного образования: из

истории Рос сии, православия, литературы. Курс лекций. Книга

первая. - М.: Изд-во МНЭПУ, 1996. - с. 239-275

2. Глухов А. Г. Ревнители просвещения России. X-XVIII вв.:учеб.

пособие / М.: Университетская книга, 2007. - с. 207-236

3. Знаменский. П. В. Духовные школы в России до реформы 1808 г.

Казань, 1881, С. 7

4. Знаменский. П. В.История Русской Церкви. М., 1996, С. 392

5. Митрополит Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. М., 1996,

Т.6, С. 571

6. Катанский А.Л. Воспоминания старого профессора. Нижний Новгород,

2010, С. 37

7. Соболевский А.И. Образованность Московской Руси 15-17

веков//Педагогика.-1998.-№6.-с.61-72

8. Тальберг Н. История Русской Церкви, М.,1997, С.665

Русская Философия. Энциклопедия

Духовное просвещение

совокупный процесс внутренней и внешней деятельности людей, нацеленных на утверждение в жизни христианских начал. Двуединый процесс "просветления" буквой и духом Священного писания был впервые осмыслен на рус. земле в "Слове о законе и благодати" митрополита Илариона, принципиально различавшего внешне-буквалистский и внутренне-духовный моменты Д. п. в образах "рабской Агари" и "свободной Сарры", за к-рыми скрывалась соответственно "языческая" и христианская мудрость. Тем самым было подчеркнуто превосходство сугубо внутреннего, собственно Д. п. человеческого разума на пути его "обновления". Утвердилась духовная (просветительская) возможность существования рус. христианской философии (Зеньковский), и ее начали постепенно реализовывать др. мыслители Киевской Руси. Так, Кирилл Туровский и Климент Смолятич приступили к осмыслению нравственных аспектов христианской философии. В результате выявилась связь между внешне-буквалистским или "законническим" уровнем Д. п. и внешне-индивидуальным поведением человека. Отечественные сторонники исихазма сделали упор на собственно духовную сторону просвещения, углубив онтологическую "идею конкретности" (Н. О. Лосскии) рус. православной философии. По мере усиления социокультурной роли монастырей стала складываться и внешне-церковная деятельность в рамках Д. п., к-рая предполагала проповедническое обращение духовных пастырей к мирянам, что наиболее ярко было продемонстрировано Иосифом Волоцким. Главным условием успеха такой деятельности считался прежде всего внешне-индивидуальный пример проповедников. Отсюда проистекали "законнические", порой жесткие требования Иосифа Волоцкого к монахам. Подчеркивая значимость строгого соблюдения "буквы" Священного писания, а также православных обрядов в деле церковного просвещения, он невольно способствовал усилению "буквализма" и "обрядо-верия" в Московской Руси. К тому же определенная приверженность к пустым формам со стороны отечественных иереев усугубилась их папистскими притязаниями, подкрепляемыми экономическим могуществом монастырей. Так что Петру I при осуществлении своей конфессиональной реформы пришлось иметь дело с агрессивным "омертвлением русской жизни, душа которой отлетела" (Федотов). Органический синтез всех сторон Д. п.: внешне-церковной, внешне-индивидуальной, внешне-буквалистской и собственно духовной попытался осуществить в своей деятельности митрополит Московский Платон, как бы ознаменовав собой единство внутреннего (святоотеческого - исихастного) и внешнего (иосифлянского) уровня Д. п. Однако в условиях его идеологизации, наметившейся уже в нач. XIX в., когда православные иереи стали откровенно переходить на верноподданнические позиции и тем самым вновь абсолютизировать пусть не оппозиционные, как во времена патриарха Никона, но сугубо политические взгляды, наступил очевидный кризис внешних аспектов Д. п., или "духовной власти" (В. С. Соловьев). Большую роль здесь сыграл и рост просветительской деятельности революционной интеллигенции с ее взысканием "грядущего царства правды" (Булгаков). Что же касается внутренней духовной стороны христианского просвещения, то оно в отрыве от своих внешних форм стало неизбежно терять свой религиозный характер и выражаться в чисто мистических или платонических взглядах рус. мыслителей с их ориентацией на аскетическое видение самого Христа либо определенное познание истинно Сущего в противовес православной - неопределенной - мистике света. Тем самым в России произошел раскол Д. п., не преодоленный до сих пор.

25 января 2011 года в рамках XIX Международных Рождественских образовательных чтений на социологическом факультете Московского Государственного Университета имени М.В.Ломоносова под председательством декана социологического факультета МГУ Владимира Ивановича Добренькова состоялся .

Но притом и новую заповедь пишу вам, что есть истинно и в Нем и в вас:

потому что тьма проходит и истинный свет уже светит (1 Ин. 2:8)

Просвещение образованных, образование просвещенных

Духовное просвещение - деятельность, направленная на восстановление межпоколенческой связи, а также сама эта связь (конфессионально-цивилизационный код), основанная на многовековых традициях и, соответственно, на той культурообразующей конфессии, которая формирует и «задает» иерархию ценностей. Верность цивилизационной традиции позволяет народам, с одной стороны, сохранять идентичность и свой культурно-исторический тип («живые корни»), а, с другой стороны, подняться над узко-этническим горизонтом. Эти особенности отличают духовное просвещение от сложившейся в секуляризированном обществе системы просвещения, восходящей к эпохе, названной в силу многих причин этим же словом. Обе «версии» просвещения сосуществуют и оказывают решающее воздействие не только на выбор образовательных стратегий (при этом системы просвещения по ряду позиций отличаются от систем образования), но и на характер стратегического планирования и прогнозирования в сфере внутренней и внешней политики.

«Совпадение» понятий, обозначающих различные взгляды на просвещение, было похоже на кражу ценностей, поскольку именно эпоха Просвещения сделала предметом культа идеалы моноцивилизационного, а, следовательно, «надконфессионального» или откровенно антиклерикального развития (прогресса), европоцентричного по своей сути. При этом почти все версии поступательного движения или «деградирующего прогресса» (ницшеанский или фрейдистский подходы, к примеру) - «линейные», «волновые» или «эволюционно-спиралевидные» - столь же трудно совместимы с ценностями христианства, как христианское понимание свободы и любви с реалиями «свободной любви». В жертву этим «общечеловеческим» идеалам и «великим учениям» (мировым идеологиям), легализовавшим разрыв с конфессионально-цивилизационной основой развития, были принесены исторически связанные между собой традиционные формы самоидентификации - конфессиональной (цивилизационной) и этнокультурной. Таким образом, сложившаяся система просвещения и образования не поднимает народ над родовым чувством, а разрывает его связь с культурными традициями, что делает возможным свободное и неконтролируемое политическое и геополитическое конструирование «нового мира», не только оформляющегося (глобальные тренды), но и уже институционализированного. Общий вывод - востребованность развития системы духовного просвещения, восполняющего «тематические пустоты» в образовании и неустранимые «издержки прогресса» - индоктринальную зависимость масс, чрезмерные политические и экологические риски.

Здесь возникает несколько вопросов, связанных с тем, как следует понимать систему духовного просвещения, которую мы должны общими усилиями создать в ближайшие годы. Для того чтобы ответить на эти вопросы, отметим только несколько свойств, характеристик системы просвещения.

Первая - совершенно добровольный характер просвещения, что, собственно, и отличает его от системы образования - начального и общего, профессионального и высшего. Образовательная система всегда связана с «обязаловкой», ограничена жестким планом, контролем за «объемом образовательных услуг» и соответствующей отчетностью. То, что хорошо для образования, гибельно для просвещения, где все делается не в силу внешних обязательств, а только и исключительно по внутренней потребности. По этой причине, к примеру, едва ли не главным союзником духовного просвещения становится искусство кино - художественного и документального, которое почти всегда смотрится несколько искусственно, когда его включают в чисто образовательные проекты. Свидетельством может служить ежегодный фестиваль «Лучезарный ангел». В системе духовного просвещения кино чувствует себя, как дома, поскольку само искусство в его лучших проявлениях и формах строится на чисто добровольной основе: человек волен смотреть или не смотреть. В этом отношении оно ненасильственно по своей природе. Разумеется, сказанное никоим образом нельзя отнести к искусству, культивирующему пороки и потому обретающему силу духовного наркотика, «дури». Именно здесь проходит, видимо, граница добра и зла.

Вторая дополняющая и компенсационная функции , позволяющие восполнить неизбежные пустоты, прежде всего в сфере гуманитарного знания и духовной культуры, неизбежно возникающие в процессе образования на всех его ступенях, что особенно четко проявляется по мере специализации. Система духовного просвещения, которая в любом случае хотя бы частично накладывается на систему народного образования, призвана не только расширить спектр школьных или вузовских дисциплин, интересов, культурных ориентиров, но и изменить сам уровень духовных запросов человека.

Третья характеристика системы духовного просвещения - ее способность замещать отсутствующее или дефицитное общее или специальное образование, если оно недоступно по каким-либо причинам - будь то социальное неравенство, нищета, обычная леность души и ума.

Эту характеристику можно дополнить четвертой - реабилитационной , которая становится наиважнейшей, если речь идет об отдельных личностях и целых социальных группах, добровольно или условно-добровольно преодолевающих собственные пороки. Сегодня все наше общество нуждается и в такой реабилитации.

И наконец, последняя, пятая и основная особенность системы духовного просвещения - присущая ей миссионерская функция, которую можно толковать и в широком, светском понимании этого слова, и в узком смысле - богословско-религиозном (все знают: путь к спасению - узкий и тесный, но единственно возможный). Здесь все зависит от понимания миссии - и как высшей цели в иерархии целей, и как основной функции, и как высшего призвания, и как служения. В этом последнем, но самом высоком понимании имеют право на признание и религиозно-миссионерское искусство во всем многообразии жанров, и его организованная поддержка, в том числе со стороны государства и гражданского общества.

Идеология и просвещение, планирование и служение

Российское общество, освобожденное от идеологической зависимости («единственно верного учения»), которая искусственно поддерживалась в течение десятилетий хорошо отлаженной системой советского «политпросвета», остро нуждается в создании новой системы просвещения, способной восполнить зияющие пустоты и, прежде всего, пробелы в духовной культуре, в знаниях и мировосприятии, ибо свято место пусто не бывает. А таких пустот, заполняемых сегодня откровенными нечистотами, в том числе «образовательными услугами», не имеющими отношения ни к просвещению (тот же «секспросвет» детей), ни к познанию мира (учебники новейшей истории), ни к воспитанию души (от дозированной адаптации русской культуры до ЕГЭ), эпоха воинствующего атеизма и сменивший ее «переходный период» оставили немало. Почему же не заметно даже робких попыток исправить ситуацию? Ответ лежит на поверхности: институты незрелого гражданского общества и коррумпированная государственная машина демонстрируют неспособность определиться с тем, чему должна служить система народного просвещения в современной России, поскольку неясны перспективы развития страны, основные цели ее реформирования.

К тому же в настоящее время либо основательно утрачены навыки в области стратегического планирования и прогнозирования, либо «новая элита» просто не заинтересована в подобной деятельности, несовместимой с принципом интенсивной распродажи невосполнимых природных ресурсов и получением «коротких денег». Прозрачная долгосрочная стратегия предполагает столь же прозрачный контроль за денежными потоками и персонализированную ответственность за средне- и долгосрочные последствия принимаемых решений. Дело усугубляется и системным кризисом, в результате которого во всем мире сворачиваются многие социальные гарантии и долгосрочные проекты.

Таким образом, вместе с водой в очередной раз вылили и ребенка. Разрушив идеологически зафрахтованную, но эффективную и вполне жизнеспособную систему народного просвещения, которая не только распространяла сомнительные идеологемы, но и делала доступными для всех слоев общества научные знания по широкому кругу дисциплин естественнонаучного и гуманитарного профиля, мы не создали ничего иного, что могло бы остановить тотальное размывание культуры. Сама же система образования, а точнее, «образовательных услуг», переживающая перманентные реформы без ясной конечной цели (отсутствие общенациональной стратегии «обесцеливает» и обесценивает все отраслевые стратегии), в принципе не способна выполнять ту роль, которая отводится системе просвещения.

Единственной силой, способной вдохнуть жизнь в масштабный общероссийский просветительский проект, может стать Русская православная церковь, сохранившая смысл и дух просвещенческой деятельности. Но, говоря о потребности в духовном просвещении народа и о том, чем оно отличается от идеалов эпохи Просвещения или той государственной системы просвещения, которая функционировала в СССР, следует помнить о том, насколько незаметно происходит иногда подмена понятий, смыслов, ценностей. Просвещение, творимое людьми, как известно, может не только нести «свет к просвещению язычников» (Лк 2:32), но и стать источником тьмы, если сами просветители забыли о Том, Кто творит свет и образует тьму. И «горе тем, которые зло называют добром, и добро - злом, тьму почитают светом, и свет - тьмою» (Ис 5:20).

Ценностные ориентиры, которыми руководствуются отдельные люди, социальные, профессиональные и возрастные группы, малочисленные народности и великие народы, давшие свои имена мировым цивилизациям, могут не совпадать по отдельным параметрам, а в ряде случаях демонстрировать явную несовместимость. Последняя характеристика вызывает большие и небезосновательные опасения, поскольку служит существенным криминогенным фактором и провоцирует перерождение социальных рисков в риски политические, перерастание незначительных бытовых конфликтов в межэтнические столкновения с вовлечением многих государств, что в свою очередь порождает межконфессиональную рознь и провоцирует «цивилизационные войны». К сожалению, мало кто замечает глубинные причины такого рода инверсий, так как уже произошедшие конфликты и войны, уже имеющие этническую или конфессиональную окраску, служат надежным средством маскировки для тех групповых интересов и связанных с ними политических стратегий и проектов, которые, как правило, и лежат в основе политической дестабилизации.

Заметить и выявить подлинные механизмы разрушения социального мира можно, обратив внимание на тот факт, что этническая вражда проявляется тем острее, чем глубже становится зависимость массового сознания от мировых политических идеологий - так называемых «великих учений». Внешне эти учения действительно связаны с великими философскими теориями (от обезличенных направлений и течений - либерализма, социализма или национализма до «именных» доктрин и школ, того же марксизма, социал-дарвинизма или ницшеанства), но сама эта связь иллюзорна. Если «базовые» теории, давшие свои имена политическим доктринам, рассчитаны на критическое восприятие со стороны научного сообщества, то политические идеологии - на профанов (в хорошем смысле этого слова, который открывается, когда мы вспоминаем, что «специалист подобен флюсу»). Цель и суть политических идеологий, закрепленных в форме доктрин, - не служение истине, а тотальная индоктринация миллионов, то есть внедрение доктрин в сознание и подсознание. Именно политические идеологии разделяют человеческое общество по живому, разрушая не только традиционные основы этнокультурной и гражданской идентичности, но и складывавшиеся тысячелетиями конфессиональные пространства - фундамент многоцивилизационного мира.

Возникает закономерный вопрос: насколько жизнеспособны политические идеологии, и есть ли необходимость их совершенствовать или видоизменять, изобретать новые и новые доктрины, претендующие на эту роль? Как отметил Святейший Патриарх Кирилл, выступая 6 декабря 2010 года на встрече в Краснодаре, «Иногда говорят, что страна не может жить без идеологии, что непременно нужна идеология. Я задал себе вопрос: так ли это? И подумал - это неправда. Идеология живет в течение трех, максимум четырех поколений людей. Ни одна идеология, которая существовала в мире, не выдерживала больше этого срока». И это действительно так: распространение идеологий (индоктринация) порождает иллюзии, в том числе иллюзию обладания вечной истиной или знанием неких неизменных и объективных законов развития. На основании такого «открытия» одни строят этические теории, призванные обосновать «общечеловеческие ценности», идущие якобы на смену религиозным доктринам, разделяющим мир на «верных» и неверных». Другие используют «сходство» для сколачивания политических коалиций «единомышленников» (примером служат широко распространенные в мире идейные течения «христиан-марксистов»). Многие говорят о том, что ценности разных культур и эпох если и не совпадают, то имеют несомненной сходство, ссылаясь, например, на мнимое совпадение «кодекса строителя коммунизма» с христианскими заповедями.

Что стоит за такой позицией и есть ли в ней хотя бы малая доля правды? Для того чтобы ответить на этот вопрос, можно воспользоваться образом перевернутой пирамиды (пирамиды ценностей), которая состоит почти из такого же набора элементов, что и пирамида-эталон. Разница лишь в том, что высшая точка перевернутой пирамиды - преходящие интересы или откровенный культ мамоны, а ее основанием стала бывшая вершина - признание воли Божией и поклонение Творцу. Причем эта «бывшая вершина» стесана таким образом, чтобы сохранить хоть какую-нибудь устойчивость. Бог поругаем не бывает, но те, кто допускает разрушение иерархии, не могут рассчитывать на спасение. К слову, так называемая концепция устойчивого развития, которая рассматривается едва ли не как основная политическая формула мировой интеграции и более того - как спасительная доктрина для человечества, является не чем иным, как попыткой создать систему подпорок для перевернутой пирамиды. Такие попытки могут лишь задержать крушение: зачем надо было бы искать устойчивости там, где она есть? Естественно, что человеческий мир, в котором нет места ни для высших ценностей, ни для учителей, которые их приносят в мир, обречен: «Истинно говорю вам: отраднее будет Содому и Гоморре в день суда, нежели тому городу» (Мф. 10: 11).

Что же касается мнимого совпадения «кодекса» и заповедей, всего грандиозного советского опыта по построению спасительного града на земле, но без Божия участия, то причина относительно продолжительного существования подобной идеологии не должна вызывать сомнений. Чтобы пояснить эту мысль, лучше всего продолжить цитату, которую мы привели выше, взятую из выступления Предстоятеля Русской православной церкви. По словам Его Святейшества, «Самая сильная идеология была в нашей стране. Почему она была сильной? Почему она выжила три поколения, а другая идеология в Германии - только одно? Потому что идеология, которая существовала в нашей стране, эксплуатировала христианскую идею. Люди оставались верующими... не потому что они посещали храмы - они не могли их посещать, в духовном смысле они были загнаны в подполье. Но они сохраняли систему ценностей, сформированную в Православии.... Что такого было в атеистической идеологии, что могло бы заставить человека идти навстречу пулям или отдать свою жизнь на прокладке железной дороги? Да ничего, потому что атеистическая идеология не верит в будущую жизнь, а значит, всякий призыв отдать свою жизнь бессмыслен, потому что жизнь одна. И каждый может ответить - да пойдите прочь с вашей идеологией, я один раз живу, я хочу любить, иметь семью, я хочу иметь дом, комфорт. Как вы можете вдохновить человека на то, чтобы встать и идти в атаку, если за гробом нет ничего? А ведь люди шли. И не только потому, что стояли загранотряды за спиной, но шли и по совести. В людях генетически работала христианская нравственная идея. А идеологии не живут. Нам не нужно больше никакой идеологии. У нашего народа есть сильная, ясная христианская система ценностей».

Сама идея просвещения в руках радикально настроенных политиков с неизбежностью превращается из духовной потребности христианского служения в нечто прямо противоположное - и по духу, и по содержанию, вплоть до зарождения разрушительных ересей и прямого отрицания христианского вероучения. В этом случае просветителями движет не вера во всемогущество знаний, а страх пред непознанной стихией, проистекающий из неверия. По определению М. Хоркхаймера и Т.В. Адорно, по своей сути «Просвещение - тоталитарно.... Абстракция, инструмент Просвещения, относится к своим объектам подобно року, понятие которого ею искореняется», а само Просвещение - не что иное, как «ставший радикальным мифологический страх». Его суть сводится не столько к гордыне человеческого разума, сколько к попытке любой ценой поработить природу, поскольку «Просвещение выжигает даже последние остатки чувства собственного достоинства.... Единственно, чему хотят научиться люди у природы, так это тому, как ее использовать, чтобы полностью поработить и ее, и человека. Ничто иное не имеет значения».

Просветительский энтузиазм не только вылился в движение по высвобождению науки и образования из традиционных «пут» - институтов, созданных в традиционном обществе, где сохранялась иерархия ценностей, основанная на верховенстве Божественной воли и соединяющая человека с Богом, но и был низведен до выработки политических проектов, в том числе глобальных. Таким образом, возник водораздел между просвещением, связующим поколения христиан («соединяющийся с Господом есть один дух с Господом» - 1 Коринф. 6:17) к попыткам разорвать связь времен, перевернуть систему ценностей таким образом, чтобы в ней не осталось места ни для Спасителя, ни для его апостолов-просветителей.

Эта эволюция началась уже с того момента, как зародились первые кружки и общества интеллектуалов, заявивших о своем праве изменить социальный мир до основания - не считаясь с «предубеждениями» и в соответствии со своими представлениями о всемогуществе человеческого разума. Учитывая, что почти у каждого мыслителя-преобразователя всегда был свой проект мирового переустройства и своя «группа поддержки» - сообщество адептов, толкователей и тех, кто самого мыслителя рассматривал как подходящий «проект» для достижения собственных целей, не было и не могло быть никакого устойчивого единства в рядах просветителей и «просвещенцев». В этом смысле эпоха Просвещения - не столько эпоха в истории развития человечества, которую обычно связывают с Французской революцией, изменившей политическую жизнь Европы и предопределившей дальнейшее разрушение традиционных политических ситем, сколько позднейшие интерпретации истории, сменяемые друг друга опыты ее реконструкции, за которыми стоит желание присвоить идею просвещения, связав ее с новыми реалиями.

Именно об этом пишет Дж. Рикуперати. По его мнению, Просвещение в своем разнообразии и целостности не совпадает ни с интеллектуальными, ни с культурными истоками Французской революции: «Этот европейский универсальный феномен, приспосабливавшийся к различным временным и культурным обстоятельствам, стал, скорее, жертвой, чем очагом распространения революционных моделей. Конечно, Революция позаимствовала у философов идеологический материал, но использовала его опосредованно, изменив все то, что было в нем общим и универсальным. Открытой остается проблема, присущая всем подходам, которые пытаются определить черты какой-либо эпохи, сравнивая ее с предшествующими или последующими эпохами, - проблема историографической реконструкции Просвещения. Сначала ее разработкой занялась сама Революция, следом - ее враги. Затем на защиту Просвещения встали идеологи . Реставрация дистанцировалась от него, хотя и не в полной мере, а Третья Республика, напротив, солидаризировалась с ним. В 1930-е годы перед лицом нацистской угрозы была проведена философская реконструкция Просвещения». Если продолжать список «реконструкций», то он будет длинным, и особое место в нем займет, как уже говорилось, отечественный опыт...

В заключении можно сделать один вывод: наступает время, благоприятное для создания единой государственно-церковной системы народного просвещения в России и отчасти на так называемом «постсоветском пространстве», поскольку церковь невозможно отделить от народа, а отделение от государства чревато многими рисками социального и политического характера. Но главная угроза, о которой следует помнить - возможность полного разрыва преемственности поколений и той конфессионально-цивилизационной идентичности России, которая позволяла ей в годины испытаний сохранять свою целостность и культурное многообразие.

, доктор философских наук, профессор кафедры философии политики и права МГУ им. М.В. Ломоносова

Хоркхаймер М., Адорно Т.В. Диалектика просвещения. Философские фрагменты. "Медиум" "Ювента". М., СПб., 1997.С. 20, 28, 31, 18.

Рикуперати Джузеппе. Человек Просвещения // Мир Просвещения. Исторический словарь. М.: Памятники исторической мысли, 2003. С. 30.